– Полагаю, он также подслушивает все разговоры между адвокатом и клиентом?

– Вы меня удивляете, миссис Вергано. Это же противоречит закону.

Эми поморщилась. Помощник прокурора ухмыльнулся. Он явно наслаждался ситуацией.

– Значит, вы хотите все свалить на посттравматический синдром? – с невинным видом спросил Киркпатрик.

– А вы бы не хотели это выяснить?

– Вообще-то по закону вы должны мне об этом сообщить. Вы слышали о взаимообязывающем законодательстве?

Термин Эми слышала, но понятия не имела, что от нее в этом случае требуется. Прежде чем она успела придумать остроумный ответ, чтобы скрыть свое невежество, телевизионная камера снова зажужжала, и Киркпатрик переместился поближе к судье. Завидев приближающуюся компанию, полицейский, охраняющий палату Морелли, встал и отпер дверь. Судья Веласко отступил в сторону, чтобы пропустить Эми. Она прошла к кровати Дэна, а Киркпатрик и судья последовали за ней. Морелли растерялся. Затем в палату вошла команда телевизионщиков с работающей камерой, и раненый замер, напомнив оленя, попавшего в свет фар. Затем он закрыл лицо руками и отвернулся.

– Уберите их отсюда! – закричал он.

Эми повернулась к судье:

– Пожалуйста. Он вне себя.

– Пресса в соответствии с конституцией имеет право здесь присутствовать, – вмешался Киркпатрик. – Если бы мы были в суде, ее было бы куда больше.

– Но не с телевизионными камерами, – заметила Эми, надеясь, что она попала в точку.

Судья повернулся к репортеру с четвертого канала:

– Вы можете остаться, но оператору придется уйти.

– Наш адвокат сказал нам…

– Не важно. Камера создает проблемы, значит, ее следует убрать, – отрезал Веласко. – У вас будет масса возможностей сфотографировать мистера Морелли в зале суда. Сейчас же он пациент больницы, и я намерен внимательно относиться к его пожеланиям.

Репортер понял, что спорить бесполезно, и попросил оператора подождать его в холле.

– Теперь все в порядке, мистер Морелли? – спросил судья.

Морелли опустил руки.

– Благодарю вас, судья.

Киркпатрик передал Эми два экземпляра обвинительного заключения. Пока судебный репортер возился со своим оборудованием, Эми передала Морелли его экземпляр и объяснила, что будет происходить во время формального предъявления обвинения. Когда Артур Рейд объявил, что он готов, судья зачитал заголовок дела.

– Ваша честь, – начал Киркпатрик, – у нас есть сложности с определением личности обвиняемого. Мы не можем найти его отпечатки, его удостоверение поддельное, о нем нет никаких сведений в наших банках данных. Я хотел бы, чтобы суд спросил у обвиняемого, действительно ли имя в обвинительном заключении его настоящее имя.

Эми подавила надвигающуюся панику. Процедура предположительно должна быть легкой. От нее вроде не требовалось никаких решений, которые могли повлиять на судьбу Морелли.

– Пятая поправка, ваша честь, – пробормотала она.

– Что, миссис Вергано? – спросил судья, удивленный ее вмешательством.

– Я советую своему клиенту хранить молчание, сославшись на Пятую поправку.

Киркпатрик разозлился.

– Нам необходимо знать настоящее имя обвиняемого, ваша честь.

– Ничего подобного, – возразила Эми. – Что, если у него амнезия? Вам не нужно его имя, чтобы продолжать.

Судья поднял руку, прежде чем Киркпатрик успел ответить.

– Возражение миссис Вергано обоснованно, мистер Киркпатрик.

Помощник прокурора злобно взглянул на Эми, но прикусил язык. Судья прочитал обвинительное заключение, и остальная часть процедуры прошла без сучка без задоринки. Когда она закончилась, все, кроме Эми, ушли.

– Как там Райан? – спросил Морелли, когда они остались одни.

– Он вернулся в школу. Среди друзей ему легче. Когда я возвращаюсь с работы, он всегда спрашивает про вас.

– Он славный паренек. Крутой. С ним все будет хорошо.

– Да, – ответила Эми, но Морелли видел, что она беспокоится. Он улыбнулся:

– Знаете, для человека, который уверяет, что не разбирается в уголовном праве, вы неплохо справляетесь.

Эми смущенно улыбнулась:

– Я эту Пятую поправку вообще непонятно откуда вытащила. Они так постоянно делают по телевизору. Адвокат всегда советует клиенту воспользоваться Пятой поправкой. К сожалению, я редко смотрю телевизор, так что лучше побыстрее найти другого адвоката.

– Не уверен, что мне понадобится другой адвокат. Вы настолько вывели из себя Киркпатрика, что он может закрыть мое дело, только бы не общаться с вами.

Эми засмеялась:

– Хотите вы или нет, а я удалюсь, как только Рей Армитейдж примет дело.

– Это кто такой?

– Один из лучших криминальных адвокатов в этой стране. Он сейчас в Колорадо, занимается делом олимпийского лыжника. Мы разговаривали с ним по телефону, так он определенно заинтересован в том, чтобы представлять вас. Он приедет скорее всего в начале следующей недели. А пока у вас есть только я, и нам надо поговорить.

– О чем? – несколько агрессивно спросил Морелли.

– Перед тем как я вышла из офиса, мне позвонил доктор Френч. У него есть друзья в армии. Они пытались найти ваши документы, но нигде нет и упоминания о Дэниеле Морелли – ни в специальных войсках, ни в других армейских подразделениях в период войны во Вьетнаме.

Морелли отвернулся от нее.

– Слушайте, Дэн, вы поправляетесь. Они отправят вас в тюрьму, если не удастся добиться, чтобы вас выпустили под залог. Адвокат вроде Рея Армитейджа может убедить судью установить невысокий залог. Вы ведь защищали Бена Брэнтона, когда ранили Барни. Бен бы пострадал, если бы Барни его ударил. И полицейский схватил вас сзади, то есть мы можем утверждать, что вы не знали, что это коп. Но судья не станет прислушиваться к нам, если вы будете продолжать пользоваться фальшивым именем и удостоверением. Киркпатрик будет доказывать, что вы вполне можете сбежать. Как мы сможем с этим спорить?

Морелли снова повернулся к Эми. Он выглядел усталым и потерпевшим поражение.

– Если вы узнаете мое настоящее имя, все осложнится еще больше.

– Почему?

– Я дезертировал из армии в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Все считают, что я умер. Вы представления не имеете, какая куча дерьма поднимется, если кое-кто узнает, что я жив. Именно поэтому я не хочу, чтобы меня фотографировали. Вот почему вам нужно придумать способ вызволить меня отсюда до суда. Как только мое лицо появится в газетах, они узнают, что я жив. И придут за мной.

– Кто придет за вами?

Морелли закрыл глаза. Эми терпеливо ждала. Ничего не могла с собой поделать, жалела его, видя, как он страдает.