Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я только учусь, – сказал Бальян.
– Ну так вот, – как ни в чем не бывало произнес гном, указывая на окружающие их здания, – здесь живут еще более уважаемые и богатые гномы. Лаконичность в украшении их жилищ – тому свидетельство. Многие изысканно мыслящие представители нашего народа предпочитают созерцать одно-единственное украшение и напитывать тем свою душу. А слухи о том, что гномам якобы лишь бы нахапать самоцветов, пристроиться на куче драгоценностей своей каменной задницей и толстеть от счастья обладания, – все это клевета. Ясно тебе?
– Ясно, – сказал Бальян. – Я сам никогда так не думал. И не говорил.
– Вот и впредь не говори.
Егамин увлек своего молодого приятеля к лестнице, прорубленной прямо в стене здания. Они начали подниматься.
– Нам на пятый этаж, – сообщил Егамин, пыхтя. – Это тоже устроено со смыслом. Чтобы всякий, кто желает приобщиться к мудрости, осознал… – Он остановился и перевел дух. – Осознал трудности, – заключил Егамин.
Дверь в помещение была деревянной, и Бальян без всяких разъяснений сразу понял, что это еще одна примета изысканной роскоши. Дерево у гномов было редкостью.
Они очутились в просторном светлом помещении с голыми каменными стенами. Посреди помещения находилось большое кресло с высокой спинкой – явно человеческой работы. У стены имелся сундук с монограммой герцога Вейенто. Никакой другой мебели в комнате не было, насколько успел заметить Бальян.
Впрочем, разглядывать комнату времени у него не было. Заслышав шаги, туда поспешила целая толпа гномов. Впереди шагала гномская дама, плотная карлица с множеством бородавок и жесткими волосками бороды. На ней было просторное белое платье с длинными рукавами. Волосы она носила убранными под плотный белый платок с единственной красной полосой надо лбом. Ее маленькие глазки так и буравили вошедших.
Егамин преклонил колени, а Бальян ограничился поклоном.
– Магистр Даланн! – воскликнул Егамин, вскакивая с колен. – Я привел человека, который, возможно, с вашего согласия будет принят на службу в качестве учебного пособия…
– Консультанта, – сквозь зубы поправил Бальян.
– …на курсах «Основы человечьих повадок»! – закричал Егамин.
– С почасовой оплатой, – добавил Бальян.
Магистр Даланн смерила Бальяна взглядом и важно проговорила:
– Когда я читала курс теоретической эстетики в Академии Коммарши, люди были моими основными слушателями. И, смею заверить, я умела донести до них мои мысли.
– В этом нет сомнения, – пробормотал Бальян.
– Кто ты? – спросила Даланн. – В чем твоя ценность?
– Ну, я человек, – сказал Бальян. – Чистокровный человек. Кое-что знаю о повадках моего племени.
– Кое-что? – Магистр так и впилась в него взглядом.
Кругом шумели другие гномы – слушатели курса.
– Почасовая оплата? Неслыханно!
– Да мы сами можем!..
– Я был раз в поселке – он на них не похож! Наверняка эльф!
– Тихо! – гаркнула Даланн. – Это человек. Пусть назовется.
– Меня зовут Бальян.
Вперед протолкался Егамин:
– Это тот самый… Он выручил нас… в том деликатном деле. – Намек был более чем очевиден, и гномы притихли.
– А! – Взгляд магистра Даланн сразу изменился.
Даланн до сих пор не забыла о том, как отнесся к ней герцог Вейенто, когда она провалила свое шпионское задание и очутилась в руках у регента Талиессина. Вейенто пришел к ней на помощь, он забрал ее из тесной клетки, вырвал из злобных лап эльфа и увез с собой в горы. И впоследствии никогда не напоминал о своем благодеянии.
– Сын герцога, пусть даже незаконный, всегда желанный гость у народа гномов, – сказала Даланн просто.
Теперь карлики окружили Бальяна со всех сторон. Повсюду он видел ухмылки на бородатых лицах, а тяжелые, как булыжники, кулаки дружески подталкивали его в бока и колотили по плечам, так что Бальян даже представить себе боялся, сколько синяков ему по-приятельски насажали.
– Мы построим лекцию как серию вопросов и ответов, – решила Даланн. – Спрашивайте у него обо всем касательно обыденного человеческого поведения. О первом, что придет вам на ум. Он будет отвечать искренне, не обижаясь и не утаивая никаких подробностей. А я потом объясню вам ошибки, которые он сделает.
* * *
Дружба Бальяна с магистром Даланн длилась четыре года, с момента их знакомства и до того дня, когда Даланн, почувствовав приближение смерти, послала за Бальяном, чтобы проститься с ним.
Он примчался, как только известие дошло до него, и застал магистра еще живой. Даланн всегда слыла среди гномов мудрой прозорливицей. Когда прошел слух о том, что скоро она обратится в камень и замолчит навсегда, к ней хлынули толпы соплеменников, и для каждого она находила слово пророчества.
– Ты стоишь на граните, – сказала она одному, а другому предрекла: – Твой камень растрескался.
Она видела гномов как камни, и их судьба представлялась ей в виде определенной горной породы или минерала. Известно, что после смерти гномская плоть превращается в камень, и по тому, каков этот камень, можно судить и об истинной сущности почившего. А Даланн могла назвать вид минерала еще до того, как гном умрет.
Обычно она таила свои знания про себя. Но перед тем как уйти навечно, она разверзла уста и стала говорить без устали. С трепетом, с ужасом слушали ее соплеменники.
Бальян ворвался в зал и сразу кинулся к умирающей. Перед ним расступились, хоть и неохотно, потому что Даланн, заслышав голос Бальяна, встрепенулась и сделала знак, чтобы юношу пропустили.
Он уселся рядом с ее ложем на корточки. Коснулся ее руки. Она сильно стиснула его пальцы.
– Твой отец был моим благодетелем, – сказала Даланн. – Но я не смею завещать тебе мою благодарность. Она касается только меня и умрет вместе со мной.
– Хорошо, – сказал Бальян.
Магистр лукаво блеснула глазами.
– За четыре года ты ни разу не солгал мне.
– Я старался не лгать, – объяснил Бальян.
– Кто учил тебя этому?
– Никто… Просто так казалось удобнее.
– Тебе незачем лгать, – вздохнула Даланн. – Я много лгала, и знаю, какие беды это иногда вызывает. Но иногда ложь позволяет избежать беды. Об этом тоже следует помнить.
– Хорошо, – сказал Бальян.
– Ты стоишь на базальте, – сказала Даланн. – Теперь уходи. У меня больше нет для тебя времени.
Бальян приподнялся и поцеловал ее в лоб. Гномы возмущенно зашумели, но, знакомые с человечьим обычаем прощания, не посмели сказать Бальяну ни слова.