— Не делай из мухи слона, дорогая, — твердил Маршалл. — Люди будут говорить то, что захотят. В любом случае, тебе не кажется, что, как и нам, это может помочь и им, если они будут знать, что такие услуги предоставляются.

«Услуги?» — подумала Ханна.

Аргумент мужа не убедил Джолин.

— А что она скажет в библиотеке, когда будет возвращать книгу, а библиотекарша спросит у нее, когда ребенок должен родиться? Или в галерее? Подумай обо всех тех, кто придет на мою выставку. Что она им ответит?

— Скажет, в декабре.

— А если кто-то захочет узнать, кто отец? Она скажет: «О да, это тот милый мистер Витфилд с Алкот-роуд»? Как тебе это?

— Я сдаюсь, Джолин. Что ты предлагаешь? — В голосе Маршалла зазвучали нотки раздражения.

Джолин открыла маленький футлярчик и поставила его на стол. Внутри него на подушечке из черного бархата покоилось золотое обручальное кольцо.

— Поверь мне, это ответит на многие вопросы. Она может объяснить, что ее муж сейчас за границей и поэтому она временно живет с нами. Ну, что скажешь?

— Мне бы не хотелось, чтобы Ханна делала то, что ей не по душе.

— Да брось ты, это будет как игра. Как пьеса, а у Ханны будет главная роль. Это всего лишь кольцо, Маршалл.

Он откинулся на спинку стула, не желая ввязываться в продолжительную дискуссию.

— Что думаете, Ханна?

— Не знаю. Это так необходимо?

— Эй, вы оба! — вспылила Джолин. — Что плохого может случиться? Какое-то дурацкое колечко! И если оно закроет рот парочке любопытных… Ну же, Ханна, просто примерьте. Сделайте мне приятное.

Ханна вытащила кольцо из футлярчика и надела его на палец.

— Надо же, сидит как влитое! — воскликнула Джолин с таким ликованием, что девушка не решилась его снять.

Ханна не переставала думать о маленькой головке, которую будет поддерживать у своей груди, маленькой ручке, которая ухватится за ее палец, и маленькой ножке, которая уже сейчас толкается и будет отталкивать мягкое белое одеяльце, лежа в белой кроватке в голубой детской комнате. Она перегнется через боковые решетчатые стенки кроватки и пощекочет эти пяточки, затем подоткнет под маленькое тельце маленькое белое одеяльце…

Нет! Это Джолин подоткнет одеяльце. Джолин пощекочет пяточки. Ханна попыталась больше об этом не думать. В подобных грезах не было смысла.

Какое-то время она бесцельно бродила по дому. «Минивена» Джолин в гараже не было. Все уехали. Она поднялась в свою комнату, нашла свитер и накинула его на плечи. Пятнадцать минут спустя она уже сидела на задней скамье в церкви Дарующей вечный свет Девы Марии.

Там было несколько человек, в основном старушки, сидящие у исповедальни и по очереди исчезающие в ней, чтобы через несколько минут появиться снова. Они сразу шли к решетке алтаря, преклоняли перед ним колени и шептали по велению священника «Аве Мария» в качестве наказания за свои грехи. Правда, на коленях они стояли недолго, из чего Ханна сделала вывод, что их грехи не были такими уж серьезными. Не настолько серьезными, как тот, о котором она ни на минуту не переставала думать.

А думать о грехе — это все равно что совершить грех. Такому учили ее монахини в воскресной школе.

Последняя женщина покинула исповедальню и стала перед алтарем. Сейчас из второй кабинки должен появиться отец Джимми. Однако оттуда вышел совсем не отец Джимми. Это был старый священник, которому было, наверное, около шестидесяти, на вид крепкий, с румяным лицом и копной седых волос. Он немного задержался, чтобы поговорить с кем-то из прихожан.

Поборов разочарование, Ханна подошла к нему со стороны и стала тихонько ждать, когда он закончит разговор и обратит на нее внимание. Вблизи его лицо казалось властным, а грубые черты создавали впечатление строгости и силы. Густые брови, тоже седые, подчеркивали выразительность его темных глаз.

— Извините, пожалуйста. А отец Джимми сегодня будет?

— Вы пришли исповедаться?

— Нет, я просто хотела с ним поговорить.

— Думаю, сейчас он в приходском доме. Возможно, я смогу вам помочь? — Казалось, его глубокий, звучный голос громыхал откуда-то изнутри.

— Нет, нет. Мне не хотелось бы его беспокоить. Приду в другой раз.

— Вы его не побеспокоите. Это его работа. Почему бы нам не проведать отца Джеймса, миссис…

Ханна немного замялась с ответом, пока до нее не дошло, что священник увидел кольцо у нее на пальце.

— Мэннинг. Ханна Мэннинг.

— Приятно познакомиться, миссис Мэннинг. Вы здесь недавно, не так ли? Я — монсеньор Галахер.

Дом приходского священника, дощатый, с белыми ставнями и широким парадным крыльцом, хорошо вписывался в местную архитектуру, хотя и был не таким огромным. Монсеньор Галахер провел Ханну в приемную. Здесь стояла неказистая мебель, натертая до блеска полиролью, да и в самой комнате, как отметила про себя Ханна, не было ни пылинки. Отсутствие в ней всяких безделушек и прочих доказательств повседневного обитания говорило о том, что она предназначалась исключительно для официальных встреч. Материализовавшаяся из кухни домоправительница с седеющими волосами спросила Ханну, не хотела бы она чашечку чая, и, получив ответ, что не хотела бы, вернулась обратно.

— Присаживайтесь, пожалуйста, миссис Мэннинг, — сказал монсеньор Галахер, — я сейчас позову отца Джеймса. Или отца Джимми, как вы его называете. Похоже, что и вся округа тоже.

Дойдя до середины лестничного марша, он остановился и добавил:

— Надеюсь, что в будущем буду часто видеть вас в нашей церкви. Естественно, ваш муж тоже может приходить, если захочет.

— Спасибо, я ему передам, — сказала Ханна, и на ее лице разлился слабый румянец.

Отец Джимми удивился, когда спустя несколько минут вбежал в приемную и увидел Ханну. Однако же он был искренне рад этой встрече.

— Добрый день, Ханна! Как у вас дела? Все в порядке?

— Все отлично. Я просто спросила у монсеньора, будете ли вы сегодня в церкви, и опомниться не успела, как он привел меня сюда.

— Он любит брать все в свои руки. Это хорошее качество, когда собираешься возглавить приход.

— Я не собиралась поднимать весь этот шум. Просто хотелось поговорить. Я же вас не отрываю от дел?

— О нет. Я тут на компьютере играл. Шатался по паутине. Мы можем поговорить на улице, если хотите. Сегодня такой прекрасный день.

Пришедший с севера холодный фронт отбросил удушливую жару, которая обычно нападала на Массачусетс в конце августа, отчего газоны, которые давно выжгло бы летнее солнце, были все такими же зелеными и свежими, как весной. Между приходским домом и церковью спряталась в тени двух кленов каменная скамейка. Ханна присела на один ее край, отец Джимми — на другой. Они как будто бы оба соблюдали неписаное правило, устанавливающее приемлемое расстояние между священником и прихожанкой, когда последний был молодым человеком, а она привлекательной девушкой.