— Меня беспокоят тревожные мысли, — сказала Ханна. — Вот я и подумала, что смогу от них избавиться, если поговорю о них с кем-то.

Священник молча слушал, и она продолжала:

— Мысли, которых не должно быть у меня в голове. Недопустимые мысли.

— Значит, вы поступаете правильно, если хотите поговорить о них.

— Проблема в том, что я пообещала никому об этом не рассказывать. И я не хочу нарушать обещание. Все так запутано. Вы, наверное, будете думать, что я ужасный человек.

— Нет, не буду. — Его поразило охватившее ее неожиданное смятение. — Вы не хотите предать оказанное вам доверие, я прав?

— Что-то вроде того.

— Но что-то в этом оказанном доверии причиняет вам душевные муки?

— Да. — Ханна наморщила лоб, выдавая этим свое опасение: она уже начала вдаваться в детали. Джеймс понимал, что у него было мало опыта в работе с людьми своего возраста. Женщины постарше и дети обращались к нему за отпущением грехов, но из-за разницы в возрасте ему было легче выполнить свой долг, да и их грехи всегда были незначительны. Ханна Мэннинг принадлежала к его поколению. И это заставляло его остро чувствовать, что он не годится для ее случая.

— Если вы желаете поговорить со мной в форме исповеди, то все, что вы скажете, не покинет этого места, — заверил он ее. — Мой духовный сан обязывает меня хранить тайну исповеди. А значит, вы никого не предадите. Может быть, так я смогу вам помочь найти… обрести душевный покой, которого вы заслуживаете.

Даже ему эти слова казались высокомерными, почти высокопарными. Он действительно считал все сказанное правильным, но понимал, что говорить надо проще — сердцем, а не разумом. И как у них это получается?

Ханна прочитала растерянность на его до неприличия красивом лице.

— Для этого нам надо быть в церкви?

— Нет, мы можем сделать это здесь.

— Но я думала…

— Исповедальня гарантирует людям анонимность, вот и все. Решать вам.

— Думаю, здесь мне было бы лучше.

— Тогда я сейчас вернусь.

Он направился в боковую дверь церкви и через какое-то время вернулся с пурпурной столой в руках. Присаживаясь на скамью, отец Джимми накинул ее на плечи и, избегая смотреть Ханне прямо в глаза, перекрестил ее и благословил:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

Словами, которые она хорошо отшлифовала еще в детстве, Ханна дала ответ автоматически:

— Простите меня, отец, ибо я согрешила. Прошло уже семь лет с того дня, когда я в последний раз исповедовалась. Вот мои грехи. — Она заколебалась. — Я… Я хочу того, что мне не принадлежит.

— И что же это?

— Этот ребенок. Я не хочу его отдавать.

Отец Джимми усилием воли сумел сохранить внешнее спокойствие. Почему она не может оставить ребенка себе? Она больна? Представлял ли ребенок для нее угрозу каким-то образом? К нему никто раньше не обращался, чтобы исповедаться насчет аборта.

— Дочь моя, тебе кто-то говорит, что ты не можешь его оставить? — спросил он.

— Ребенок мне не принадлежит. Он — не мой.

— Прости, я не понимаю.

— Та женщина, которую я вам представила, миссис Витфилд. Это ее ребенок, а я — просто суррогатная мать. Я вынашиваю ребенка для нее и ее мужа.

— А как же твой собственный муж?

Ханна опустила голову.

— Я не замужем. Они дали мне это кольцо для отвода глаз.

— Понимаю, — глухо произнес отец Джимми, хотя ничего не понимал. Что же ему теперь сказать? Что говорит Церковь о суррогатном материнстве? Он не имел ни малейшего понятия об этом. Молодой священник молчал и молил Небеса послать ему ответ, чтобы он не выглядел настолько некомпетентным в ее глазах, каким на самом деле чувствовал себя.

— Когда вы… ты поняла, что не хочешь его отдавать?

— Пару недель назад. Не знаю даже, как это объяснить. Я просто чувствую, как он растет во мне. Слышу, как стучит его сердце. Читаю его мысли. Я хочу, чтобы он остался со мной, но этого не будет. Витфилды так долго страдали оттого, что у них нет детей. Если я оставлю его себе, это убьет их. Так говорила миссис Грин. Они уже давно подготовили детскую.

— Кто такая эта миссис Грин?

— Женщина, которая все организовала. У нее агентство, в которое я обратилась.

— Ты с ней беседовала на эту тему?

— Нет пока. В нашу первую встречу она предупредила, что я должна быть готова сделать это, чтобы не причинить ее клиентам еще больше боли. Они, мол, и так многого натерпелись.

Джеймс попытался обрисовать себе ситуацию, представить участников столь необычного договора, понять странные обстоятельства, которые их связывают. Ему вспомнилась библейская притча о царе Соломоне, который должен был решить, кто из двух женщин, пришедших к нему с младенцев, была настоящей матерью ребенка. Но это был не тот случай, кажется.

В наступившей тишине он мог слышать, как ребятишки на скейтах, на всех парусах летящие в город, царапают тротуар.

— Тебе за это платят? — вдруг спросил он.

— Да, — невнятно произнесла Ханна и добавила: — Думаю, вы считаете, что это неправильно.

— Нет. Я так не считаю. Думаю, э-э, я думаю, это естественно, что ты испытываешь подобные чувства. Было бы странно, если бы у тебя их не было…

— Я люблю этого ребенка. Я правда его люблю.

— Так и должно быть, дитя мое, — сказал он и предостерег себя: «Будь с ней попроще. Скажи все так, как действительно думаешь». — Ты должна радоваться каждому мгновению, пока носишь в себе этого ребенка, дать ему понять, что мир, в который он скоро войдет, — счастливое место. Это часть твоей работы. И моей тоже. Часть работы всех. Божьи дети никому не принадлежат. Родители должны воспитывать детей и помочь им стать взрослыми. Но они никогда не перестают любить их. Ведь то, что ты должна отдать этого ребенка, совсем не означает, что ты перестанешь его любить.

— Я не знаю, смогу ли.

— Ты сможешь, Ханна. То, через что ты сейчас проходишь, испытывает каждая суррогатная мать. Думаю, тебе следует спросить совета у миссис Грин. Ей, должно быть, приходилось сталкиваться с подобными ситуациями раньше. Ты с ней в хороших отношениях?

Ханна кивнула.

— Она очень приятная женщина. У нее самой ребенок появился на свет благодаря суррогатной матери.

— Тогда, давая тебе совет, она будет учитывать интересы обеих сторон. Уверен, она не хочет, чтобы ты чувствовала себя несчастной. Пойди и поговори с ней. Выслушай все, что она скажет. Но обещай мне, что потом обязательно придешь ко мне снова.

— Обещаю. Спасибо, отче.

Отец Джимми почувствовал явное облегчение. Теперь Ханна казалась менее растерянной. Ее лицо вновь смягчилось. Возможно, он не полностью облажался, если ему удалось добиться хотя бы этого.