это было частью танца Господа, подобной сновидению игры. Однако, когда Марк заговорил начистоту, оказалось, что на самом деле он хотел иметь дом и остепениться, но не знал, как это сделать. Другой пример — Тереза, чью депрессию усиливали буддийские учения о страдании и непостоянстве. Тереза не знала, как добиться изменений, которые могли бы трансформировать её жизнь, и поэтому оправдывала своё неизменное положение духовными банальностями. «Всё просто непостоянно и пусто», — говорила она, утешая себя.

Проблема была в том, что Тереза и Марк не были довольны собственным выбором. Раны и травма их прошлого обусловили их застревание на универсальном уровне, создавая духовный фасад для проблем. Это распространено в духовных кругах. Когда буддист говорит, что «жизнь — это сон», или христианин верит, что «на всё воля Божья», эти истины легко использовать для отказа от личной ответственности. Даже самый искренний внутренний духовный опыт не поможет нам, если мы ставим себя выше мира форм. Алан Джоунс, настоятель собора Благодати в Сан-Франциско, однажды заметил: «На самом деле духовные переживания могут вести к инфляции эго. Самые невыносимые люди — это те, кто без всякого чувства юмора считает себя более просветлённым, чем другие. Я знаю людей, которые на одном уровне пребывают в глубоком умиротворении и просветлены, но сходят с ума, если опоздают на автобус. Можно на одном уровне оставаться пятилетним ребёнком, а на другом — быть святым. Это понимание ведёт к скромности. Вот почему религия — такая смешная штука».

Однажды к Аджану Чаа пришёл ученик, в спешке сообщивший: «Аджан, я достиг первого уровня просветления!». Аджан Чаа ответил: «Ну, полагаю, это немного лучше, чем быть собакой». Такое сравнение является в Таиланде ужасным оскорблением, и его невозможно с лёгкостью бросить кому попало. Рассказывая эту историю, Аджан Чаа улыбнулся и сказал: «Ученику это не понравилось, и он ушёл, пыхтя от гнева. „Просветлённый“ рассердился!».

Мы не можем притворяться слишком духовными для того или иного переживания. Аджан Чаа говорил, что если мы злимся, то должны признать это, посмотреть на причины, узнать подробности. Если мы грустим, напуганы, испытываем стыд или в чём-то отчаянно нуждаемся — таковы условия нашего человеческого существования, являющиеся идеальным местом для практики. Аджан Чаа настаивал, что мы не можем найти свободу и просветление нигде, кроме как здесь и сейчас. «Оно здесь, в мире форм. Лишь в форме мы можем развить целостность, терпение, щедрость, честность, преданность, сострадание, великое сердце будды».

Буддийская психология настаивает на том, что если мы боимся жить той жизнью, которая нам дана, то мы должны исследовать своё сопротивление. Если мы попадаем в ловушку страха неудачи, травмы прошлого или неуверенности, нам может быть сложно взаимодействовать с миром. Мы должны осознать всё, что не даёт нам жить полной жизнью.

В свои сорок восемь лет Шэрон была успешным директором по персоналу в одной из компаний Кремниевой долины. Она была опытной практикующей медитацию, прошла множество молчаливых ретритов по практике внимательности и много лет выполняла практики тибетского буддизма. Во время продолжительного творческого отпуска она приехала на наш двухмесячный весенний ретрит в «Спирит-Рок». Первые две недели были наполнены обычными взлётами и падениями, когда тело и память освобождались от своих напряжений и постепенно наступала стабильность. Когда её ум стал спокойнее, границы её ощущения собственного «я» начали испаряться. Её сознание открылось. Когда она смотрела на дуб, её руки становились ветвями. Когда она дышала, комната дышала с ней. Её внимание становилось всё более чётким, и ей открылся уровень восприятия мельчайших подробностей. Каждый звук, шаг и визуальный образ распадался, подобно картине в стиле пуантилизма. По прошествии нескольких недель её чувства стали рекой тысяч вибрирующих точек света. Поначалу это вызывало тревогу, однако доверие позволило ей отпустить и окунуться в эту изменчивую реку. В один прекрасный день и она сама, и вся вселенная растворились, провалившись в сияющую пустоту. Позже умозрительное ощущение «я» возникло вновь, и она несколько дней парила между формой и пустотой. Она назвала это «сидеть, как Будда», — с переживанием радостного освобождения, сладким плодом многих лет практики.

Несколько дней спустя она пришла на встречу со мной в слезах. Она начала возвращаться из пустоты в своё тело. Было очень тяжело. Она начала оплакивать «её жизнь, которая не была её жизнью». Я не был уверен, что она имеет в виду, и попросил её пояснить это. Она сказала, что её отец всегда хотел мальчика — настолько сильно, что (как рассказала ей мать) когда ему позвонили из больницы, чтобы сообщить о рождении прекрасной дочки, он не услышал говорившего и решил, что ему сообщили о рождении сына. Он даже позвонил друзьям, чтобы рассказать: у него родился сын.

Шэрон была единственным ребёнком, воспитанным так, чтобы стать этим сыном. Она весьма в этом преуспела: в школе она успешно занималась спортом и выработала манеры девочки-сорванца, чтобы заслужить любовь отца. Это окрасило всю её жизнь. Теперь она глядела на меня невинными глазами. В предыдущие дни пустота собственного «я» была совершенно очевидна. Теперь же она вновь рождалась во всей полноте формы. В этот момент она казалась очень юной, похожей на новорождённого младенца. Я сказал ей, что видел её такой и хотел по-настоящему поприветствовать на этой земле как прекрасную девочку. Я чувствовал себя человеком, имевшим честь свидетельствовать её рождение, словно был в роли её отца. Её глаза увлажнились, лицо смягчилось, и тогда она рассказала мне, что непосредственно перед приходом сюда приняла душ и, выйдя оттуда, спонтанно остановилась обнажённой перед большим зеркалом женской душевой. Впервые в своей жизни она принимала своё женское тело. Затем она встала, и я тоже восхитился ею и поприветствовал её, жалея лишь о том, что у меня нет розового пледика, который я мог бы накинуть ей на плечи.

Это стало началом новой жизни Шэрон. Она начала игриво исследовать своё женское воплощение, что снаружи выражалось в смене гардероба и стиля. Что ещё важнее, в этом процессе она ощутила, как расцветает её внутренняя женственность.

Между универсальным и личным

Сфера концептуального

Аджан Чаа говорил: «Используйте концепции, но не позволяйте им себя обмануть». Будда объяснял: «Когда я говорю: Ананда идёт в деревню за подаянием, я понимаю, что в деревню идут пять пустых, мимолётных процессов тела, чувств, восприятий, мыслей и сознания, но для удобства использую термин „Ананда“».

Когда люди в разговоре с Аджаном Чаа делали огульные обобщения о европейцах или тайцах, он улыбался и спрашивал: «Речь идёт о благочестивом тайском фермере слева от вас или об известном тайском гангстере в местной