После уроков Бруно залег на кровать с книгой и обнаружил, что ему трудно сосредоточиться на чтении. И тут к нему заглянула «безнадежный случай». Сестра не часто наведывалась в комнату Бруно, предпочитая проводить свободное время, переставляя туда-сюда кукол в своей коллекции. Но похоже, сырая погода как-то повлияла и на ее настроение — игра с куклами не клеилась.

— Чего тебе? — спросил Бруно.

— Так-то ты встречаешь сестру.

— Я читаю, — буркнул Бруно.

— Что за книга? — полюбопытствовала Гретель.

Вместо ответа Бруно просто показал ей обложку — пусть сама прочтет, зря ее, что ли, грамоте учили.

Гретель издала энергичное «пф-ф», и капелька ее слюны упала на лицо Бруно.

— Скукотища, — пропела сестрица.

— Вовсе нет, — возразил Бруно. — Это книга о приключениях. Уж лучше, чем с куклами возиться.

Гретель на провокацию не поддалась.

— Чем занимаешься? — опять спросила она, и Бруно рассердился еще сильнее.

— Я же сказал — читаю, — прорычал он. — Хорошо бы, мне еще не мешали.

— А я не знаю, чем заняться, — сказала Гретель. — Гадкий дождь.

Это заявление озадачило Бруно. Вроде бы Гретель не ходит гулять — не пускается в приключения, не организует экспедиций, и подружку здесь она тоже не завела. Она вообще почти всегда сидит дома. Похоже, она решила, что ей скучно только потому, что сегодня ей приходится оставаться в четырех стенах; не будь дождя, она точно так же не высунула бы носа на улицу, но жаловаться и не подумала бы. И все же иногда случаются моменты, когда брат с сестрой способны отложить в сторонку пыточные инструменты и поговорить друг с другом как цивилизованные люди, и Бруно решил, что такой момент настал.

— Согласен, мне тоже этот дождь поперек горла, — сказал он. — Я сейчас должен быть у Шмуэля. Он, наверное, думает, что я про него забыл.

Слова слетели с языка так проворно, что Бруно не успел их удержать. В ту же секунду у него заболел живот, и он страшно разозлился на себя за болтливость.

— У кого ты должен быть? — встрепенулась Гретель.

— Ты это о чем? — Бруно моргал с невинным видом, глядя на сестру.

— Ты сказал, что собираешься к кому-то в гости, — не отставала Гретель.

— Извини, — Бруно лихорадочно соображал, как бы ей ответить, — я тебя плохо слышу. Повтори, пожалуйста.

— К кому ты собирался пойти? — прокричала Гретель, наклонясь к брату, так что ему уже было не отвертеться.

— Ничего я такого не говорил.

— Нет, говорил. Этот кто-то подумает, что ты про него забыл.

— Чего, чего?

— Бруно! — В голосе сестры послышалась угроза.

— Да ты совсем с ума спятила!

Бруно попытался представить дело так, будто сестре померещилось, но его интонациям не хватило убедительности, ведь он не был прирожденным актером, как бабушка. Гретель тряхнула головой и ткнула в брата указательным пальцем:

— Что ты сказал, Бруно? К кому ты собирался пойти? Кто он? Говори! Здесь нет никого, с кем можно поиграть… Или есть?

Перед Бруно стояла сложная задача. С одной стороны, их с сестрой сближало очень важное обстоятельство — оба не были взрослыми. И хотя ему в голову не приходило спрашивать Гретель, как она себя здесь чувствует, велика вероятность, что в Аж-Выси ей так же одиноко, как и ему. Ведь в Берлине она играла с Хильдой, Изабель и Луизой. Они, конечно, противные девчонки, но во всяком случае она с ними дружила. Здесь у Гретель не было никого и ничего, кроме коллекции безжизненных кукол. И кто знает, вдруг Гретель и вправду потихоньку сходит с ума? Возможно, ей уже начинает казаться, что куклы с ней разговаривают.

Но с другой стороны, нельзя отрицать тот факт, что Шмуэль — его друг, а не ее, и Бруно не желал делиться им с сестрой. А значит, ему оставалось лишь одно — соврать.

— У меня появился друг, — начал он. — Новый друг, с которым я вижусь каждый день. И сейчас он меня ждет. Но ты ведь никому об этом не скажешь?

— Почему я должна молчать?

— Потому что он не всамделишный друг. — Бруно постарался изобразить смущение. У него был свежий пример перед глазами: вот так же выглядел лейтенант Котлер, когда его подловили на отце-профессоре, уехавшем в Швейцарию. — Мы вместе играем.

Сперва Гретель вытаращила глаза и только потом расхохоталась.

— Воображаемый друг! — заливалась она. — В твоем-то возрасте! А не пора ли поумнеть?

Бруно изо всех сил притворялся, будто ему стыдно и неловко, чтобы Гретель, не дай бог, его не раскусила. Он ерзал на кровати, избегал встречаться с сестрой глазами — и все шло как по маслу. Возможно, он не такой уж плохой актер. Для пущей убедительности ему захотелось покраснеть, но это никак не удавалось, тогда Бруно принялся вспоминать разные неловкие ситуации, в которые когда-то попадал, — а вдруг сработает.

Он припомнил, как забыл запереть дверь в ванную, вошла бабушка и всё увидела. Вспомнил, как, подняв руку в классе, назвал учительницу «мамой» и все смеялись над ним до упаду. Вспомнил, как рухнул с велосипеда на глазах у девчонок: он решил выполнить сложный трюк, но в результате больно ударился головой и разревелся.

И ведь сработало! Щеки Бруно медленно заливались краской.

— Нет, ты только посмотри на себя, — засвидетельствовала Гретель происходящее. — Ты весь пунцовый.

— Я хотел сохранить это в тайне.

— Воображаемый друг, надо же! Честное слово, Бруно, ты — безнадежный случай.

Бруно улыбнулся. Плевать ему на то, что говорит сестра, потому что он твердо знал по крайней мере две вещи. Первое: он сумел обмануть Гретель. Второе: если среди них и есть «безнадежный случай», то это не он.

— Оставь меня в покое, — сказал он. — Я хочу почитать книгу.

— А почему бы не улечься на спину, не закрыть глаза и не попросить воображаемого друга, чтобы он почитал тебе вслух? — Гретель развлекалась от души; теперь у нее появился новый повод дразнить брата, и грех было таким поводом не воспользоваться. — Зачем самому пыхтеть над буквами?

— А может, попросить его выкинуть всех твоих кукол в окно?

— Попробуй — и тогда пеняй на себя, — посерьезнела на миг Гретель. Но Бруно не надо было предупреждать, он и так знал, что тронуть куклы сестры — смертельный номер. — А вот скажи-ка, братец, что ты со своим воображаемым другом такое вытворяешь, что настолько им дорожишь?

Бруно задумался. И понял, что ему очень хочется рассказать кому-нибудь о Шмуэле — не все, конечно, но так, самую малость, — и вот сейчас ему представляется такой случай, причем признаваться в действительном существовании друга совсем не обязательно.

— Ну, мы разговариваем обо всем. Я рассказываю ему о нашем доме в Берлине и о всяких других домах и улицах, о лотках с овощами и фруктами, о кафе на тротуарах и о том, что субботним днем лучше не гулять по центру города, иначе тебя затолкают. А еще я говорил ему о Карле, Даниэле и Мартине, о трех моих верных друзьях на всю жизнь.