врагов, – это не могло быть переоценено! Вот только едва ли милость его была так велика, что могла распространиться и на старого друга Саара – того, кого он долгие годы мечтал привлечь к служению здесь, в Кассаре, но кто выбрал остаться в полуразрушенном храме и почти заброшенном древнем некрополе.

Кахэрка задумчиво погладила массивную голову пса и проницательно посмотрела в глаза Верховного Жреца, который всё никак не мог решиться спросить.

– Не бойся задавать мне вопросы – я и так знаю, чья судьба тревожит тебя, – мягко сказала бальзамировщица.

– Если я смею узнать… что с ним?

– Когда я покидала храм сегодня, он ждал своей участи. Завтра это изменится.

С печалью Саар опустил взгляд.

– Он выбрал долю отвечать за всех нас…

– Как и подобает Верховному Жрецу своей общины, – бесстрастно возразила жрица. – Позволь и мне узнать. С тех пор, как воины привели Перкау в Апет-Сут, был ли кто-то, кто пользовался вашим портальным святилищем?

– Никого, – честно ответил Саар, качая головой. – Такие вещи никогда не происходят без моего ведома. Иногда кто-то из общины Ануират пользуется своими привилегиями, совершая паломничество в другие храмы, но такого давно не случалось. Иногда кто-то из богатых гостей города спешит и отправляется в путь, не откладывая – тогда мы проводим для них ритуал в обмен на пожертвование храму. Но с тех пор, как воины Владыки, да хранят его Боги, переправили Перкау в Апет-Сут, ты первая, кто воспользовался нашим портальным святилищем, мудрая Кахэрка.

Жрица кивнула и погладила псицу, сидевшую рядом. Молчание затягивалось, и бальзамировщик уже подумал было, что разговор окончен. Но придя к какому-то решению внутри себя, Кахэрка вдруг нарушила тишину. От того, как глухо звучал её голос, от тёмных предчувствий, клубившихся на дне её глаз, бальзамировщику сделалось не по себе даже больше, чем от её слов.

– Знай ещё вот что, мудрый Саар, Верховный Жрец Кассара, ибо это тоже коснётся всех нас и уже не останется в тенях заброшенных святилищ. Культ Владыки Каэмит возродился в наших землях. Запретная Его мудрость вновь прорастает в сердцах, и пламя вновь набирает силу.

* * *

Дверь скрипнула и открылась. Перкау распахнул глаза, выходя из молитвенного транса. Он был готов.

Один из стражников кивком велел ему выйти в уже привычный жрецу мягкий полумрак коридора, подсвеченного только золотистыми огнями редких напольных светильников. Бальзамировщик поднялся, подошёл к воину, сам протянул руки, предлагая сковать запястья.

– Будь как можно более почтителен, – привычно предупредил воин.

Перкау бесстрастно кивнул. Сейчас в нём не было ни тревог, ни страхов – одна только безмятежность глубинного сосредоточения на цели. Томительное ожидание закончилось, и наступила определённость. То, что он мог, он уже сделал в ходе долгих бесед с теми, кто допрашивал его. Ну а того, что должно было наступить теперь, он уже настолько устал страшиться, что с лёгкостью отдался объятиям захватившего его равнодушия.

Стражи привели бальзамировщика в уже знакомую приёмную, где в присутствии Верховного Жреца обычно проходили его разговоры с Великим Управителем. Перкау склонился в глубоком поклоне и встал на одно колено, опустив взгляд в пол, ожидая.

Богатый интонациями глубокий голос, умевший завораживать смертные умы, рассеял тишину. Он звучал почти доброжелательно, но с нотками предупреждения.

– Я дал тебе несколько дней на размышления, Перкау, – обращение по-прежнему невольно располагало к себе, хоть бальзамировщик и знал, к чему быть готовым, и сохранял внутреннюю настороженность. – Так что ты скажешь мне сегодня?

Жрец замешкался, и один из стражей коснулся его плеча древком копья. Перкау поднял голову, встречая взгляд одного из самых могущественных рэмеи на земле – того, в чьих руках теперь были его жизнь и дальнейшая судьба. В этом остром проницательном взгляде не было жалости – только лёгкая печаль от осознания необходимости. Великий Управитель был облачён в традиционную тёмно-синюю драпированную тунику из прекрасного тонкого льна, прихваченную широким сине-золотым поясом, богато украшенным вязью защитных иероглифов. На его плечах лежало тяжёлое многорядное ожерелье из лазурита, а высокий лоб украшала диадема с коброй-змеедемоном. Всё было точно так же, как в их первую встречу…

Но нет, не точно так же!.. Деталь, которую взгляд Перкау выхватил не сразу, поразила его, подтвердив разом всё то, что он уже успел понять.

Прежде край рога старшего царевича был отпилен – в знак того, что он покинул прямую ветвь рода и не претендовал на трон. Но сегодня жрец увидел золотую надставку. Итак, Великий Управитель Хатепер стал теперь одним из признанных наследников Владыки и больше не считал нужным скрывать свои намерения.

Взяв себя в руки, Перкау медленно покачал головой и произнёс со всем возможным почтением:

– Господин старший царевич, Великий Управитель Империи, боюсь, мне больше нечего сообщить тебе.

Некоторое время дипломат смотрел на него, не то взвешивая что-то, не то просто изучая. Ни тени гнева не легло на его благородное лицо, так удивительно похожее на лицо Императора.

– Ну что ж… да будет так, – произнёс он и повернулся к сидевшему по правую руку от него в более низком кресле Верховному Жрецу. – Завтра.

– Как угодно тебе и нашему Владыке, господин мой, – прошелестел Первый из бальзамировщиков, не открывая глаз.

Как и тогда, Минкерру лишь едва заметно шевельнул пальцами, но этого жеста хватило, чтобы стражи подняли Перкау на ноги и увели из зала. Больше никто не сказал ему ни слова.

* * *

Хархаф совершал обход временно вверенных ему владений. В храме и прилегающих к нему территориях было пустынно – слишком пустынно для одного жреца и небольшого отряда солдат. С тех пор, как община покинула храм, некому было заботиться об отрезах плодородной земли и о старых садах. В коридорах гулко разносились шаги нежеланных гостей, и тени потерянно перешёптывались по углам. Хоть Хархаф был жрецом Ануи, но даже ему становилось тут не по себе. Присутствие его Бога в покинутом храме было благодатным, но отчего-то изображения Стража Порога взирали со стен и статуй не вполне благостно. Может быть, так ему просто казалось, потому что полуразрушенный северный храм в целом оказывал на него гнетущее впечатление. А может, и нет. В конце концов, чего ещё ожидать от священного места, ставшего обителью осквернителей? Кто знал, как они видоизменили, исказили ритуалы, посвящённые Стражу Порога?

Обитавшие при храме псы то и дело наведывались сюда, но предпочитали держаться в стороне от солдат, и даже Хархафу не удалось приманить их. Священные звери продолжали нести свою службу – охраняли храм своего Божества так же, как охраняли заброшенные некрополи шакалы,