– Это не грабители, Карен. Он это, Карабарс! Я чую, он! Кто-то ему доложил, что я с Сарочкой говорил, вот он ее и выкрал. Меня он ищет, Карен. Чтобы перед своими бойцами похвалиться, что за своих мстит. Ну и на репутацию работает.

– Может, и ищет… – задумчиво отозвался Карен. – Только ведь не найдет. Сара ведь знает, что ты у Беляевых остановился, а про меня не в курсе.

Я молчал, не в силах сформулировать ответ. Новые чувства переполняли меня. Но я еще не мог их выразить. Не знал, как объяснить Карену, что после того кошмара, что по моей вине учинили с обитателями приюта, я не могу, просто не в состоянии жить, как прежде. Что я не готов радоваться тому, что девушка не знает, где меня искать. И не согласен просто соотнести свои силы и возможности с возможностями Сотни и, лицемерно вздохнув, отступить.

Я не знал, как это рассказать, но точно знал одно: мои понятия о том, что правильно, а что нет, что допустимо, а что не очень, сильно изменились. И я просто не смогу жить дальше, если не спасу этих девушек. Но надо было отвечать, и я сказал так, как мог:

– А раз ищет, то надо ему это дать. Так дать, чтобы зубами подавился. Он ведь Сарочку отпустить не может, Карен. Девушек, как считается, грабители похитили. А допрашивать ее наверняка он сам будет. Так что не отпустит…

Я помолчал, а потом решительно закончил:

– Я Сарочку вытащу, чего бы мне это ни стоило, Карен. И с Карабарсом посчитаюсь. Иначе просто жить дальше не смогу. Помоги мне, Карен!

Теперь уже замолчал Данелян. Но ответ его был твердым:

– Хорошо, Юра-джан, я помогу. Вернее, мы поможем, я и мои ребята.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…А на следующий день к Карену пришел Дениз-оглы, отстраненный от дел начальник полиции. Пришел, потому что был уверен, что именно у Карена я и прячусь. Ну а куда мне еще идти, если подумать? Я в городе знал только обитателей приюта, его самого, Карена и бойцов Сотни. К тому же Дениз-оглы видел меня в тот день с Кареном. Так что он все правильно вычислил. И главное, он хотел отомстить. А нам сейчас любой боец пригодился бы.

К тому же польза от него оказалась немалая. Когда ему сказали, что мы хотим не просто отомстить, но и отыскать и спасти девушек, он попросил пару дней и поднял всех своих осведомителей. Хорошие полицейские бывшими не бывают. Так что уже к четвергу мы знали, что девушек держат в отдельно стоящем флигеле, неподалеку от казарм Сотни.

Он же нарисовал нам план казарм. Он-то дом Попандопуло хорошо знал, не раз навещал. А про все произведенные изменения разузнал у строителей. Карен вызвал откуда-то пятерку своих земляков, и мы начали планировать операцию».

Крит, Ханья, 28 октября 1896 года, среда

– И все же, Карен, я сомневаюсь, а вдруг это провокация? Ты же сам говоришь, господин Дениз-оглы хоть и брал взятки, но за порядком всегда следил! И туркам служил не за страх, а за совесть. А тут он напрашивается вместе с нами турок убивать. И помощь предлагает. Ну, сам подумай, сомнительно ведь!

– Эх, Юра, – вздохнул Карен, – молодой ты пока и не понимаешь, что женщина с нашим братом, мужиком, сделать может. Если любовь настоящая, то порой так корежит, что весь мир наизнанку!

Я вспомнил, как меня корежило из-за измены Юли, вздохнул и сказал:

– Почему же? Понимаю. Забыл просто, как это бывает…

– Ну, тогда тем более. Любил он ее. Может, и сам не понимал, как сильно любил. Тут ведь, Юра, Восток. И мужику неприлично признавать, что женщина им вертит. Так что он, может, и от себя скрывал, как сильно ее любит. И понял лишь тогда, когда потерял ее навсегда. Я, Юра, ему в глаза смотрел. Пусто ему теперь. Пока не отомстит, дальше жить не сможет.

Карен помолчал немного, а потом продолжил:

– Других турок, ты прав, он не тронет. И нам не даст. Но этим, из Сотни, он мстить будет, пока жив. Или пока они живы.

Крит, Ханья, 29 октября 1896 года, четверг, утро

Карабарс не очень хотел снова встречаться с этим одесским ростовщиком. Необходимые ему деньги уже получены, бизнес закрутился… А новая ответственность ему не нужна. Да и мало ли, вдруг он вычислил, кто и зачем на самом деле их грабил? Но и отказаться было нельзя, подозрительно. Поэтому пришлось идти.

Как оказалось, не напрасно.

– Господин Мехмет-оглы! – довольно жестко начал Рабинович, намеренно опустив слово «уважаемый». – Ваша выходка с ограблением поначалу разозлила меня. Неужели я недостаточно ясно дал понять, что многое знаю о ваших делишках? Но так случилось, что ваша выходка может быть мне полезна. И потому я готов не только закрыть на нее глаза, но и доплатить вам еще тысячу лир.

– Золотом! – жестко уточнил он, увидев, что сотник пытается возражать. Подождав немного и убедившись, что возражений не последует, он развернул свою мысль:

– Дело в том, что одна из ваших пленниц, эта Сара, здорово мешала моим планам. Я привез сюда свою троюродную племянницу, чтобы выдать ее замуж за Гольдберга. И по-прежнему планирую так поступить. Поэтому будет хорошо, если примерно через недельку вы, господин сотник, «героически освободите» мою Софочку из лап рабовладельцев. А вот другая, наоборот, должна в этих лапах и пропасть. Мы поняли друг друга?

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Как обычно, больше всего времени заняли планирование и подготовка. Согласитесь, трудно выработать толковый план, если вас всего восемь человек, а у противника бойцов больше сотни. Нет, всяческие там спецназы и разведывательно-диверсионные группы занимаются этим и в жизни, и в кино, причем в кино, как правило, побеждают. Только вот мало кому известно, что в жизни эти самые спецназы проигрывают не сильно реже, чем побеждают. А уж потери у них… Даже знаменитая американская «Дельта», и та в Иране облажалась по полной[32], а у них и техника – закачаешься, и подготовка куда лучше нашей…

К тому же, как диктовал мне здравый смысл, большая часть успешных рейдов спецназа обеспечена их умением тихо подкрасться и не менее тихо уйти. А шум они, если нужно, поднимают уже потом, когда все подготовлено, и только чтобы прикрыть отход.

Поэтому основную ставку мы решили сделать на явную недисциплинированность бойцов Сотни и на раздобытые начальником полиции сведения, что в бывший дом Попандопуло вел подземный ход. Ход удалось обнаружить. Только вот вел он, увы, не к пристройке, где держали девушек, а в подвал, расположенный прямо под основными казармами Сотни. Причем конец этого хода строители заделали несколькими рядами кирпичей. Так что тихо в эту казарму нам не проникнуть. Но, впрочем, и не надо.

Дениз-оглы страшно удивился моей просьбе навестить пепелище, оставшееся от приюта, и принести мне лабораторный дневник, спрятанный в тайнике (именно поэтому я надеялся, что он уцелел), и остатки карбида кальция, килограммов двенадцать-тринадцать примерно. Нет, он мне поверил, что карбид не горит и потому скорее всего уцелел. Но зачем?! И что я ему мог ответить? Только сказать, что «так надо». Что из карбида при реакции с водой получается горючий газ, он и так знал, что газ называется ацетилен, ему не важно. Ну а как получать взрывоопасную смесь ацетилена с воздухом, да еще как сделать, чтобы она взорвалась не сразу, а в нужный момент, я его учить не собирался. Главное, что я сам это представлял…»