Страбынеты мчались во всю мочь, Ник не мог понять причины такой скорости: он оглядывался и не видел погони.

Только когда отбежали уже довольно далеко, страбынеты стали притормаживать, а потом и вовсе повалились на траву, тяжело дыша.

– Вы… чего это… побежали? Мы же… их… победили же! – не сразу выговорил запыхавшийся Ник.

И вдруг наступила тишина.

Из высокой травы поднимались подростки. Ник смотрел на них и с ужасом понимал, что это вовсе не страбынеты. Да, одеты так же, просто абсолютно так же, как страбынеты, но… Где Эдька? Где Анька? Где Вик? Ни одного знакомого лица! Подростки смотрели на него сначала грозно, а потом все, будто по команде, расплылись в улыбках.

– Попался? – услышал Ник. – Ну, теперь держись!

– Я перепутал! – вскрикнул Ник.

Это привело страбытов в состояние безудержного веселья. Они начали хохотать, кататься по траве, бить себя по груди, и по коленкам, и по чему попало, приговаривая:

– Перепутал он! Умора! Он перепутал! Вот дурак-то! Перепутал он!

Ник распрямился.

– А ну, хорош смеяться! – сказал он грозно и решительно. – А то сейчас посмеется у меня кто-то!

Смех резко прекратился.

Страбыты, взяв в руки палки, молча пошли на Ника.

Бежать от врагов стыдно. Но когда их в семь раз больше (страбытов было семеро), это получается не бежать, а спасаться. Поэтому Ник принял правильное решение и бросился наутек.

Но далеко убежать не удалось, кто-то дал ему подножку. Ник упал и тут же перевернулся на спину, готовый защищаться даже лежа.

Все дело было в том, что Ник впопыхах не разглядел страбытов, сидевших в беседке, и не обнаружил сразу же их разительного сходства со страбынетами. Потом ему объяснил главный страбыт, Мишка-себяфоб (он боялся себя, но не так, как Танька-самофобка), что это сходство только внешнее. Разница в действительности большая: страбыты, страдающие, по определению профессора, хотя сами страбыты себя страдающими не считают, СТРАхом БЫть Такими, как все, под такими, как все, подразумевают большинство. Большинство, считают они, поголовно не реальные пацаны и не конкретные девчонки – боятся и слушаются родителей, ходят в отстойной одежде, не имеют крутых и навороченных мобильников, смирились со своей серой участью. Страбыты такими быть не хотят. И даже боятся, как считает Страхов. Ничего не боятся, уверял Мишка, просто не хотят. А если и боятся, то по-хорошему. По-хорошему бояться не стыдно. Тем не менее их устремленность быть не такими, как большинство, зашкаливает за все пределы, почему Страхов и счел их больными и доставил сюда.

Страбынеты же, объяснил Мишка, имеют в виду меньшинство. Для них быть такими, как все, означает: все реальные пацаны и конкретные девчонки. То есть они сами из большинства, но хотят быть привилегированным меньшинством. А страбыты – из меньшинства и не желают слиться с отстойным большинством.

– В чем разница-то? – не сразу понял Ник.

– Огромная разница! – втолковывал Мишка. – Страбынет, например, не хочет учить уроки. А страбыт хочет не учить! Улавливаешь?

Ник кое-как уловил. И подумал, что он, наверное, одновременно и страбынет, и страбыт. Иногда он не хочет учить уроки. А иногда вполне осознанно хочет не учить тот же английский, чтобы отомстить учительнице, которая решила, что к Нику нужен особый подход – не ругать его, а гладить по голове и хвалить за самые ничтожные успехи. Нику эта методика была противна, она напоминала ему игру в кошки-мышки, в которой он – не кошка. Поэтому он и не учил английский даже тогда, когда хотелось – для него была противной мысль, что англичанка подумает, будто победила его своими приемами.

– А воюете почему? – спросил он Мишку.

Мишка объяснил, что не воевать невозможно: страбынеты слишком много о себе понимают. К тому же доктор Страхов считает, что воевать полезно: прибавляет смелости. БГ в этом вопросе с ним согласен: ему любая война по сердцу.

Но доверительная беседа Мишки и Ника состоялась после, а пока Ник лежал на земле и мужественно смотрел на стоящих над ним страбытов.

– Ага, конечно! – сказал он. – Семеро на одного, молодцы! А давайте любого одного!

– И что будет? – выступил вперед Мишка, который счел нужным принять вызов – он ведь командир.

– А то! Все рога пообломаю!

– Ну, попробуй!

Ник встал. Мишка оказался почти на голову выше его. Приглашая Ника на бой, он принял боксерскую позу и приплясывал, согнув руки.

Ник тоже согнул руки, сжал кулаки и пошел на Мишку. Мишка начал разить воздух, показывая, что сейчас будет, когда Ник приблизится. Но Ник поступил неожиданно: он вдруг нырнул вниз, под кулаки Мишки, и головой въехал ему в живот. Мишка согнулся, выпучил глаза и прошептал:

– Нечестно!

Ник пихнул его, Мишка повалился. Ник сел на него, схватил за волосы и начал стукать головой о землю. Ему было немного жалко Мишку, но бой есть бой, тут уж ничего не поделаешь.

Изумленные страбыты некоторое время наблюдали, раскрыв рты, как мутузят их командира, потом бросились, оттащили Ника.

– Ну, ну! – урезонивала его единственная девочка среди страбытов, с рыжими всклокоченными волосами. – Отдохни! Не дергайся! Или ты и меня хочешь ударить?

Ник ударить ее не мог, рука не поднималась.

Мишка встал, выплевывая изо рта траву, и закричал:

– Отпустите его, я из него котлету сделаю!

– Он из тебя уже сделал! – ответила ему рыжеволосая девочка. – Лучше давай разберемся, может, он наш?

– Еще чего! Я не больной! – воспротивился Ник.

– А кто тут больной? – удивилась рыжая, оглядываясь на друзей.

Друзья удивились еще больше нее: никто не считал себя больным.

– Конечно, одежда у тебя отстойная, но это не главное, – сказала рыжая. – А вот в классе тебя за кого держат?

– Ни за кого. За меня самого! – ответил Ник. – Буду я еще думать, за кого меня держат!

– Вот! – обрадовалась рыжая. – Это главное доказательство, что ты наш. Потому что страбытам наплевать на чужое мнение!

Ник мысленно засомневался: что-то не встречал он людей, кому совсем наплевать на чужое мнение. Но пожалуй, все-таки есть те, кому наплевать больше, а кому меньше. В этом смысле Ник согласен считать себя страбытом – ему наплевать больше. Да и вообще, симпатичные ребята, и девчонка ничего себе. Помладше Аньки и Таньки. Те его за человека не считают, в упор не видят, общаются больше с Виком, хотя тот и стал трусом (это вообще свойственно девчоночьей нелогичной логике – выбирать не по заслугам, а неизвестно почему), а рыжая страбытка отнеслась к нему с уважением.

Но, вспомнив про Вика, Ник не мог не вспомнить, что они с ним братья и что у них есть общее задание.