— Где вы это нашли?

— В ящике тумбочки, — я перевела взгляд на портье. — Не хотите объясниться?

— Я не знаю, о чем вы говорите, — пробормотал парень, но руки его заметно задрожали.

Маянцев перегнулся через стойку и взял испуганного портье за отворот форменной куртки:

— У вас, молодой человек, выбор небогат. Либо вы немедленно рассказываете, как попал конверт в номер госпожи Жигульской и кто вам его дал, либо мы идем к управляющему, и вас выставляют на улицу с «волчьим билетом». Объясняю — вы никогда больше не найдете работу, я об этом позабочусь.

Парень затряс головой:

— Я действительно не знаю… может, спросить у горничной, убиравшей номер?

Клим согласно кивнул:

— И у нее тоже. Зови.

Портье по-прежнему трясущимися руками набрал номер, и через несколько минут пришла горничная — довольно молодая женщина в униформе. Маянцев помахал у нее перед лицом конвертом и предложил ровно ту же альтернативу, что и портье. Горничная закусила губу и пару минут молчала, взвешивая что-то.

— Не тяните резину, мадам, — подстегнул Клим. — В ваших интересах рассказать все мне, а не в полиции.

При упоминании о полиции женщина решилась:

— Не надо, я расскажу. Это принес сегодня мужчина, сказал, что хочет передать пригласительные на благотворительный вечер…

— Почему же он не сделал этого самостоятельно? — перебил Клим. — Почему попросил положить в тумбочку?

— Я не знаю…

— Он вам заплатил? Отвечайте — он заплатил вам?

— Д-да…

— Сколько?

Женщина молча вынула из кармана передника бумажку в сто евро.

— Довольно солидно для такого мелкого поручения, — хмыкнул Клим. — Можете рассказать, как он выглядел?

Пока горничная описывала внешность человека, принесшего конверт, я с тоской убеждалась в том, что можно выйти на улицу — и пять из десяти человек попадут под это описание идеально. Шансов мало…

— Значит, так, уважаемые, — обведя взглядом горничную и портье, сказал Маянцев. — Я пока не обращаюсь в полицию. Пока не обращаюсь, — уточнил он. — Информацию о том, что госпожа Жигульская покинула отель, до понедельника никому сообщать не нужно. Повторяю — никому, кто этим поинтересуется. Зато нужно позвонить мне, если это произойдет, — он протянул им визитки. — Все понятно?

Оба закивали.

— Уточню напоследок — обо всех интересующихся госпожой Жигульской необходимо сообщать мне. Иначе я обращусь в полицию и лишу вас возможности работать. Надеюсь, это понятно. Всего доброго, господа.

С этими словами он взял меня под руку и вывел на улицу. Я шла за ним как во сне, испытывая жуткие спазмы в желудке — так бывало, когда я находилась в состоянии стресса. Возле машины Клим развернул меня лицом к себе, взял за плечи и спросил:

— Все в порядке?

— Нет…

— Надеюсь, теперь вы не станете упираться? Попасть в мой жилой комплекс не так просто, как в номер отеля, это я гарантирую.

— Надеюсь, что вы правы. Спасибо, Клим.

— Пока не за что. Садитесь в машину.

Единственная неприятная вещь в моем переезде обнаружилась ровно в тот момент, когда машина Маянцева остановилась перед воротами того самого дома, где я жила прежде со Светиком. Моего дома. Вот уж никогда бы не подумала, что вернусь сюда таким странным образом.

— Что с вами? — заметив, как я изменилась в лице, спросил Клим.

— Я как-то не была готова к тому, что вы живете в доме, где раньше жила я.

Он, кажется, не удивился, спокойно щелкнул кнопкой на брелоке, открывая ворота:

— Значит, вы тоже знаете все преимущества этого комплекса.

Я бы не назвала этот дом самым безопасным в Москве, но он был определенно лучше, чем отель, оказавшийся на поверку куда более незащищенным, чем мне прежде казалось. К счастью, подъезд, в котором находилась квартира Маянцева, не был «моим», хоть тут повезло. Мы поднялись в лифте на пятый этаж и остановились перед добротной дверью с тремя внутренними замками.

— Проходите, — повозившись с ними секунд тридцать, пригласил Клим, и я оказалась в просторном холле. — Консьерж сейчас поднимет чемоданы, сможете распаковать вещи, когда я уеду. Идемте, я покажу, где что.

Квартира была со вкусом обставлена — чувствовалась рука опытного дизайнера, хорошо знакомого со всеми модными тенденциями европейских интерьеров. Никаких ярких красок, броских предметов — дорогая функциональная мебель, отличная техника, приглушенная палитра цветов. В гостиной, в коричневой дубовой колонке-шкафу, расположенном в небольшой нише возле окна, я заметила скрипичный футляр. Перехватив мой удивленный взгляд, Маянцев объяснил:

— Было дело. И до сих пор иногда играю, когда есть настроение.

— Надо же…

— Что — не произвожу впечатления мальчика со скрипочкой?

— Не производите, — честно призналась я, и Клим рассмеялся:

— И не вы первая. Ничего, как-нибудь я постараюсь убедить вас в обратном.

— Мне было бы интересно.

Тут я абсолютно не лукавила — увидеть, как Маянцев держит в руках скрипку, и услышать, с каким темпераментом извлекает звуки, мне было действительно любопытно. Такой человек непременно должен иметь собственный почерк в игре — в этом я все-таки научилась разбираться, прожив немало лет с дирижером.

— Мою домработницу зовут Юля, она приходит три раза в неделю — понедельник, среда и пятница, делает это в первой половине дня. Вряд ли у вас будет шанс с ней столкнуться, вы ведь рано уезжаете на работу. Но если есть какие-то пожелания — на холодильнике магнитная доска и карандаш, можете оставлять ей записки. Юля хорошо готовит, так что свои предпочтения в еде тоже можете оставлять там, — инструктировал меня Клим, попутно открывая двери в комнаты. — Исходя из этого, она будет покупать продукты. По поводу денег — я знаю, вас это очень беспокоит. — Бросив на меня лукавый взгляд, он продолжил: — Так вот, их тоже можете оставлять на доске, там магнит. Подозреваю, вы не позволите мне оплачивать это.

— Клим, я ведь просила… и потом — уж на еду я себе сама зарабатываю.

Тут мы оба рассмеялись — для него тоже не было секретом, что вдова я более чем обеспеченная и моя зарплата тут вообще ни при чем.

— Хорошо, с этим разобрались. Тогда вы пока покурите здесь, а я соберу кое-какие мелочи и документы.

Клим усадил меня в просторной кухне, обставленной в классическом «деревенском» стиле, открыл окно, поставил пепельницу и вышел. Я закурила и подумала о том, что сейчас он уедет, а я останусь в этом пятикомнатном дворце одна. Не самое приятное ощущение…

Казалось бы, у меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть к одиночеству — целых три года, но нет, меня по-прежнему страшит пустая тишина квартиры, гулкие помещения, выключенный свет по вечерам, один прибор на обеденном столе, нетронутая вторая половина кровати. Мне слишком много лет, чтобы оставаться одной…