— Варь, что ты как дитя? Это же не Иван Иванов, правда? Вероятность полного тезки исключается со стопроцентной гарантией, — обиделся Игорь.

— Это я понимаю. Но скажи — а все-таки не мог он как-то выйти из заключения?

— Такое ощущение у меня, что ты не на шутку подсела на какие-то ширпотребовские сериалы по телевизору. Некто заплатил бабки — и спокойно выехал с зоны прямо в столицу, — с сарказмом отозвался мой собеседник. — Это, в конце концов, вообще не смешно, а попахивает клеветой на службу исполнения наказаний.

— Ты громких слов-то не произноси, Игорек. Никого я пока не обвинила, правда? Просто интересуюсь. По поводу сериалов — не знаю, о чем ты, но сегодня я снова видела Невельсона.

— Я же тебе предлагал — дам адресок, напиши ему сама, чтоб убедиться. Или поезжай к нему на свидание, — фыркнул Игорь. — А то слишком много недоверия в твоих словах.

— Игорь, тут не в недоверии дело. У меня реальная проблема, и я пытаюсь понять, это со мной что-то не в порядке, или на самом деле этот урод на волю вышел, — зло сказала я, вынимая сигареты и зажигалку. — Ладно, если у меня крыша потекла — обращусь к докторам, подлечат. Но вот если второе… Ты знаешь, по какому делу он сел?

— Еще бы! Так нашумел — только глухой не слышал. Не каждый день иностранный подданный собственную супругу в клетчатых сумках по всей Москве развозит. Бр-р-р, аж мурашки по коже…

— Тогда ты должен понимать, что он не остановится в попытках свести счеты со мной, потому что я поспособствовала тому, чтобы укатали его на максимальный срок.

— Варя, это решительно невозможно. Скорее всего, ты просто обозналась.

— Я тоже на это очень рассчитываю. Но что мне делать, если это не так?

— Что ты заладила? — уже раздраженно спросил Игорь. — Хорошо, по великому блату и потому, что лично к тебе отношусь хорошо… Так и быть, устроим внеплановую проверку того исправительного заведения, где содержится твой разлюбезный Невельсон. Засуну в комиссию своего парня, он сделает пару снимков, чтобы ты убедилась и успокоилась. Так пойдет?

— Спасибо, Игорь, — с чувством отозвалась я. — Если что-то от меня нужно…

— Взяток не беру! — отрезал он. — Все, Жигульская, некогда мне. Как проверну дело — позвоню, встретимся. И не дергай меня пока, ради всего святого, у меня тут свои тараканы.

— Да, я поняла, извини. Спасибо еще раз.

Я убрала телефон, затушила окурок в пепельнице и задумалась. Допустим, человек Игоря из этой комиссии привезет мне снимки Невельсона в тюремной робе на фоне вышек и служебных собак. Это успокоит меня окончательно? Разумеется, нет. Я все равно буду думать о том, кого же тогда видела в арбитражном суде и тогда, на набережной. Как мне эту-то проблему решить? Ни к каким психологам я обращаться, понятное дело, не буду, да и чем они мне помогут? «Понимаете, у меня специфические галлюцинации. Я вижу человека, которого физически не может быть в Москве» — так это должно выглядеть?

— Варвара Валерьевна, вы в машине сидеть будете? — вывел меня из раздумий голос Володи.

— А? Что? А мы уже приехали? — очнулась я, пытаясь нашарить ногой закатившиеся под переднее сиденье туфли.

— Крепко задумались, — заметил водитель.

— Да… проблемы… — Я неопределенно махнула рукой и, найдя наконец туфли, открыла дверку и вышла на улицу.

Новый двор мне очень нравился — такой типичный старый московский дворик. Старый не в смысле, что ему много лет, а потому, что здесь царила какая-то особенная атмосфера. Красивые клумбы, чистые дорожки, постриженные кроны деревьев и ощущение какого-то микромира, не особенно связанного с тем, что надрывался автомобильными сигналами и шелестом шин по асфальту за пределами этого двора.

— Хорошо здесь, — словно подслушав, произнес Володя.

— Да, бывают еще такие уютные места в центре столицы, — пробормотала я.

Ремонт шел полным ходом, в двух комнатах уже была закончена вся отделка, в кухне как раз сегодня устанавливали гарнитур и технику, а потому в квартире было многолюдно. Здесь же присутствовала архитектор Людмила, сидела на подоконнике в кухне и надзирала за двумя рабочими, монтировавшими шкафы.

— Ой, как хорошо, что вы заехали! — обрадовалась она. — Хотела вам цвет стен в кабинете показать, мне показалось, что темновато.

Она спрыгнула с подоконника и увлекла меня в комнату, призванную в будущем стать моим кабинетом. Цвет стен мне не понравился категорически. Модный оттенок «артишок» на поверку оказался довольно противным болотно-зеленым, что сразу вызвало у меня ассоциации сперва именно с болотом, а затем с санаторием для партийной элиты, в котором однажды в детстве я оказалась с бабушкой. Не хватало только полированного коричневого гарнитура и яркой расписной китайской вазы в углу.

— Нет, Людмила, это категорически не годится!

— Да? Вот мне тоже почему-то не понравилось, хотя странно — я недавно делала ремонт в одной о-о-очень богатой квартире, и там почему-то смотрелось неплохо, — почесала в затылке архитектор. — Ладно, перекрасим, это не проблема. Посветлее делаем?

— Лучше бежевое что-то, мне в таком цвете работается лучше.

— Хорошо. — Она черкнула что-то в блокноте, вынутом из кармана широких полотняных брюк. — Да, вам тут письмо принесли, я еще удивилась, почему сюда.

Я не успела ничего произнести, как Людмила пулей слетала в соседнюю комнату и вернулась с белым конвертом в руке. Похоже, мне уже все равно, какого цвета будут стены в кабинете, потому что жить в этой квартире стало небезопасно — раз Мельников осведомлен о ее наличии.

— Спасибо, — машинально сказала я, комкая конверт и засовывая его в карман пиджака.

Мы обсудили еще какие-то мелочи, хотя я с трудом улавливала смысл вопросов, задаваемых мне Людмилой, и Володя повез меня на квартиру Маянцева. По дороге мой проницательный водитель остановился у «Азбуки вкуса» и купил там каких-то продуктов, справедливо полагая, что сама я этого делать не стану. Отношения с домработницей Маянцева Юлей у меня не сложились — я ей не приглянулась, и потому готовить обеды и покупать продукты она отказалась наотрез, заявив, что в ее обязанности это не входит. Я не особенно расстроилась, так как питалась в основном в ресторанах, а в выходные могла что-то приготовить и сама. Было бы из чего. Вот Володя и следил за этим. Иногда, даже несмотря на бабушкино строгое и довольно правильное воспитание, я бывала все-таки жутко инфантильной…

Дома я забросила пакет с продуктами в кухню и сразу двинулась в спальню, упала поперек кровати, раскинув руки, и задумалась. Конверт в кармане словно прожигал бедро, я ощущала физический дискомфорт, но сил вынуть его и бросить на пол не было. Я не знала и не хотела знать, что в нем. Зачем? Наверняка очередная фраза-угроза, призванная напугать меня. Непонятно одно — зачем это Мельникову? И почему он так упорно отнекивается от этих писем? Ведь все понятно — это он, кому еще надо пугать меня? И он явно следит за всеми моими передвижениями, знает, где я купила квартиру. Интересно только, знает ли, где я живу сейчас… и стоит ли ждать появления этих мерзких конвертов здесь. И что делать тогда? Бежать в загородный дом Маянцева? А потом куда?