Соседи доставили меня в травматологию, хотя Джинси ухитрилась дважды наступить мне на здоровую ногу по дороге к такси, и после длительной процедуры допроса в регистратуре я оказалась в отделенном ширмой боксе, на больничной койке, даже без подушки, и почти голая: в тонком халатике с запхом, без пуговиц, их называют «джонни».

Мне было холодно, страшно и одиноко. Какая-то злобная медсестра заявила Джинси и Клер, что им нельзя остаться со мной. Что-то насчет того, что они не родственники.

Глупо.

– ГРРРРРРКХ!!

Это мистер Мак-Блевотина за ширмой, бокс номер два.

Я зажала ладонями уши и принялась громко петь. Неужели нельзя поместить этого типа в звуконепроницаемую комнату или что-нибудь в этом роде? Пришлось ждать почти час, прежде чем уродливая голубая пластиковая занавеска отодвинулась и появилась доктор – коротышка около пяти футов ростом, с огромным количеством блестящих черных волос, собранных в узел на затылке. И представилась как доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари. После чего разразилась потоком абсолютно непонятных слов.

– Простите? – спросила я извиняющимся тоном, поскольку не слишком легко воспринимаю иностранные акценты.

Не меняя деловитого выражения лица, доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари выдала очередную тираду. Не знаю, может, она повторила сказанное раньше.

– Мне очень жаль, но я вас не понимаю. Может, попросим переводчика? – заметила я.

Доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари проигнорировала мое предложение и продолжала что-то бормотать, энергично тыча в мою больную ногу пальцем в перчатке.

«Может, – подумала я, – если просто отрешиться от всего и еще раз внимательно прислушаться, я сумею поймать ритм, а вместе с ним и смысл».

– Оченьглупотолькооченьглупаядевушкаможетбытьнастолькоглупойчтобыэтидурацкиетуфлиносить. Очень.

Черт! Опять я ничего не уловила.

– Извините.

Я покачала головой, поморщилась и беспомощно подняла руки в знак полной капитуляции.

Пожалуйста, не мог бы какой-нибудь милый еврейский доктор – только без акцента, умоляю, – откинуть эту омерзительную голубую занавеску, появиться и спасти меня…

– БРРГРРРХ!

Я снова прижала ладони к ушам и вся сжалась, пока сосед выблевывал свои внутренности в десятый раз, а доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари продолжала что-то неразборчиво бурчать, очевидно, намереваясь и дальше меня изводить.

Но тут началась настоящая пытка. Доктор Абракадабра – так я мысленно ее назвала – разорвала целлофановую обертку и вытащила иглу.

Игла оказалась длинной. И толстой.

Доктор Абракадабра улыбнулась. Клянусь, она улыбнулась.

И ни с того ни с сего ткнула в меня иглой.

Я взвыла.

«Нет на свете ничего больнее, чем то, что доктор Абракадабра только что сотворила со мной. Ничего! Должно быть, даже роды покажутся после этого райским блаженством!» – подумала я.

На мои вопли прибежала сестра. Не смахивая струившихся по лицу слез, я указала на свою бедную ногу.

Сестра Мери говорила по-английски с южным акцентом. Прекрасно. Ее я могла понять. Посмотрев в записи доктора Абракадабра, она объяснила, что мне сделали укол чего-то, чтобы обезболить инфицированный участок. После чего нужно вскрыть нарыв. Чтобы выпустить гной.

Сестра подмигнула, потрепала меня по коленке и пообещала, что сейчас придет с антибиотиками. Мне придется принимать их пять дней.

– Спасибо, сестра Мери, – выдохнула я.

Доктор Абракадабра злобно зыркнула на меня и яростно атаковала мою несчастную ногу, на этот раз ножом.

Кажется, я отключилась. А придя в себя, обнаружила, что лежу на спине. Доктор Абракадабра исчезла. Я несколько раз глубоко вздохнула и села.

Нога была не очень туго забинтована. Уже легче. Теперь оставалось дождаться милую добрую сестру Мери, обещавшую принести лекарство.

Я потянулась к косметичке. Свежий слой губной помады, несомненно, помог бы поднять настроение. Кроме того, рассудила я, аромат суперсладкой малины поможет заглушить гнусный смрад рвоты.

Но косметичка исчезла. По крайней мере на том маленьком столике, где я ее оставила, ничего не было. Я перегнулась через край кровати и оглядела пол.

Ничего.

Проверила другую сторону кровати.

Ничего.

И тут до меня дошло: пока я была без сознания, кто-то украл мою косметичку!

Куда катится этот мир, если даже в больнице ты не ограждена от воров!

Я наскоро проверила свои драгоценности; к моему облегчению, все было на месте.

И все же я заплакала. Никогда еще не чувствовала себя более несчастной! И прямо здесь постаралась зарубить себе на носу: немедленно вычеркнуть больницы из списка мест охоты на подходящих мужей.

Навсегда.

Даниэлла растянулась на диване в окружении журналов, телевизионного пульта, кувшина с каким-то цветным диетическим напитком и коробки низкокалорийного печенья. Оправившись от потрясения, она составляла список косметики, которую требовалось приобрести заново.

– Приняла антибиотик? – спросила Клер.

Даниэлла кивнула.

– Какая мерзость! Видела, какие большие таблетки?!

– Главное принять вовремя, – отрезала Клер, бросаясь в кресло. – Инфекция – это тебе не шутка.

– Пиво есть, или пойти купить? – спросила я.

– Упаковка из шести банок в холодильнике. Принеси мне одну, пожалуйста. Только если идешь на кухню, – попросила она.

Ну конечно, десять лишних футов меня убьют.

Я принесла каждой по банке пива и большой пакет свиных шкварок.

Клер брезгливо поморщилась. Я предложила шкварки Даниэлле, в ответ получила красноречивый взгляд. Пожала плечами и плюхнулась на шаткий деревянный, грозивший вот-вот развалиться стул.

– Мне больше достанется. Эй, Даниэлла, не понимаю: если ты так уж жаждешь выйти за доктора, почему бы не попросить брата познакомить тебя со своими коллегами?

Та только вздохнула:

– Не то чтобы я хотела выйти исключительно за доктора, а, скажем, не за адвоката… Вовсе нет. Кроме того, я уже встречалась со всеми подходящими коллегами Дэвида. Скажем так, все они не моего уровня.

– Доктора вечно находятся в состоянии стресса, – вставила Клер. – С ними трудно уживаться.

– Но твоя мать замужем за доктором, – справедливо заметила я. – Хочешь сказать, ей нелегко приходится?