— об этом Людовика постоянно молили высокопоставленные друзья министра. Но король остался непреклонным. Умер Фуке в 1680 г.

Вероятно, пробежав сей длинный «послужной список» министра, читатель в недоумении задаст вопрос: «А к чему все это? При чем здесь «Железная маска» и Бастилия, если Фуке умер в Пинероле?»

Не будем торопиться. Ибо чудеса начались после смерти Фуке, после его официальной смерти.

Суть в том, что смерть эта произошла при загадочных обстоятельствах. Вчера еще здоровый, он умер в одночасье, причем тело его выдали родственникам только через месяц в наглухо заколоченном гробу. Естественно, поползли слухи, которые постепенно выстроились в версию.

Вскоре после смерти Фуке его тюремщик Сен-Мар был переведен из Пинероля на остров Сен-Маргерит, а оттуда — в Бастилию, губернатором которой сделал его Людовик. С собою Сен-Мар увез узника, лицо которого было скрыто черной маской. Именно этот узник и вступил 18 сентября 1698 г. в приемные покои Бастилии...

В Пинероле, уверяют нас, в 1680 г. умер вовсе не Фуке. Умер, вероятно от яда, обслуживавший его некий «слуга Эсташ Доже». А бывший министр в маске и под чужим именем (а поначалу и вовсе без имени) через несколько лет оказался в Бастилии, где и прожил до своей подлинной смерти, последовавшей в 1703 г. Он-то и был «Железной маской»...

Эта версия, не получившая в свою эпоху широкого развития, в новейшее время вдруг снова приобрела сторонников в европейской историографии. Но и у нее не больше доказательств, чем у предыдущих. Ее несостоятельность видна совершенно отчетливо при ответе на вопрос: для чего, с какой целью.

Действительно, зачем было Людовику XIV или клике Кольбера — Лувуа устраивать весь этот спектакль: убивать «слугу Эсташа Доже», прятать под маску Фуке, перебрасывать его в глубокой тайне из крепости в крепость? Только затем, чтобы через 23 года уморить его в Бастилии? Не абсурд ли это? Уж если они так хотели его уничтожить, то не проще ли было это сделать на месте, в Пинероле (как, по-видимому, и было сделано в 1680 г.)?..

Ответа на вопрос версия не дает и не может дать.

Значит, и она отпадает.

Гипотеза № 3: Иностранный дипломат

Она, пожалуй, и самая устойчивая, и самая правдоподобная из всех. С ней как будто трудно не согласиться. Хотя... Но все по порядку.

Граф Жироламо Маттиоли родился в Болонье в 1640 г. Дипломатическую карьеру он сделал при дворе герцога Мантуанского, одного из мелких тиранов Северной Италии. Быстро поднимаясь по ступенькам служебной лестницы и выдвинувшись в премьер-министры герцога, граф Маттиоли попал в гущу крупной политической игры, которую вели великие державы, в богатой, но раздробленной Италии. При его содействии был заключен тайный договор между Мантуей и Францией. Договор этот был весьма выгоден французскому королю, который в случае его реализации получал важные территориальные присоединения. За эту сделку Людовик XIV уплатил Маттиоли крупный куш — 100 тысяч скуди. Разумеется, в такую сумму оценивалось не только посредничество; не менее важным было сохранить тайну — от этого зависел весь успех предприятия. Но Маттиоли, получив много, захотел еще больше. Он продал тайну заинтересованным правительствам Савойи, Испании и Австрии. Афера французского правительства провалилась. Разгневанный Людовик решил наказать продажного дипломата. Французский агент пригласил ничего не подозревавшего Маттиоли в Париж под предлогом, что король хочет увеличить награду. Дипломат, еще раз продемонстрировав свое легкомыслие, поддался соблазну и сам пошел в расставленную сеть. И «награда», действительно, была «увеличена». Едва экипаж, в котором находился Маттиоли, пересек границу Франции, как дипломат был схвачен и брошен в каземат Пинероля. После этого он исчез навсегда.

Французский король отказался признать свою причастность к этому делу. На все запросы министерство иностранных дел Франции отвечало, что ничего не знает о Маттиоли. Решили, что он был убит. Между тем Людовик XIV избрал для незадачливого дипломата такую кару, которая казалась ему более страшной, нежели смертная казнь. Граф Жироламо был обречен на смерть при жизни: он должен был лишиться имени, потерять лицо и во мраке вечного заточения днем и ночью думать об ужасных последствиях своего предательства. Его перевезли на остров Сен-Маргерит, а затем в Бастилию. Черты его лица навечно скрыла железная маска...

Так излагают эту версию ее создатели и сторонники. При этом они напоминают: ведь узник Бастилии был похоронен под именем Марчиали. Не созвучно ли оно имени Маттиоли? На это, правда, можно ответить, что имена заключенным начальство Бастилии давало произвольно, никогда не основываясь на подлинных. И все же что-то здесь есть. Как и во всей гипотезе. Так и подмывает с ней согласиться. На первый взгляд она ничем не противоречит известным фактам, а кое в чем и подтверждается ими.

Но это лишь на первый взгляд. При более тщательной проверке противники этой версии нашли ряд крупных огрехов в логике ее создателей.

Прежде всего анализ и материалов переписки, и объективных фактов приводит к убеждению, что Маттиоли умер значительно раньше, чем узник в маске попал в Бастилию. В Пинероле он часто болел и, по-видимому, пытался симулировать сумасшествие (или действительно находился на грани его). Это беспокоило Сен-Мара, о чем он поведал в одном из писем военному министру. В ответ Лувуа порекомендовал «вразумить» дипломата «с помощью палочных ударов». Как это не вяжется с приведенным выше советом того же Лувуа быть по возможности предупредительным с «Железной маской»! Палочные удары и другие подобные методы «вразумления» вряд ли позволили бы изнеженному дипломату дожить до преклонного возраста, в котором он должен был умереть, будь он действительно «Железной маской»!

Серьезные возражения вызывают и попытки проникнуть в психологию Людовика XIV, выявить мотивы его сознательных (а порой и подсознательных) действий и преподнести их указанным выше образом. У этого короля было множество слабостей и пороков, но изуверство и садизм не относились к их числу. Он ничем не напоминал таких маньяков, как Иван Г розный или Людовик XI, упивавшихся сверхжестокой местью. Не был он и чрезмерно злопамятным, и если иной раз (как в случае с Фуке) упорствовал в применении жестких мер, то диктовалось это отнюдь не личной жестокостью.

Наконец (и это едва ли не самое главное), у французского правительства не было ни оснований, ни возможностей долгое время скрывать арест и заточение Маттиоли. Лишь на первых порах