— А твой Дар поддержит их? Я еще не знаю, какого рода силой ты владеешь, и, если я буду командовать этой армией, я бы очень хотел знать.

Каэнис промолчал, лишь внимательно, холодно посмотрел на него. Рука Ваэлина двинулась к охотничьему ножу на поясе, крепко схватила рукоять, готовая вытащить, ударить брата в глаз…

Ваэлин медленно выдохнул, выпустил нож. Его рука тряслась.

— Теперь ты знаешь, — выговорил Каэнис, отвернулся и ушел.

Аспект Дендриш будто усох, осунулся, услышав новость. Он тяжело опустился на свою слишком узкую кровать. Его челюсти дрожали, пытаясь разомкнуть губы, тяжелые, будто куски свинца. Аспект нахмурился, сглотнул, с отчаянием посмотрел на Алюция. Из толстяка будто выдернули хребет.

— Но ведь может… могут ошибиться, ведь правда? Недопонять?

— Я сомневаюсь в этом, аспект. Похоже, мастер Греалин и в самом деле встретил свой конец, хотя и при странных обстоятельствах.

И Алюций пересказал то, что узнал от Дарнела, и упомянул силу Тьмы, приписываемую павшему мастеру Шестого ордена. На что Дендриш дал быстрый, четкий, наверняка затверженный заранее — и лживый — ответ:

— Полная чушь! К тому же я в полном ужасе от того, что образованный человек может хоть на толику поверить в подобный страшный бред.

— Именно так, аспект, — согласился Алюций, запустил руку в мешок, выудил новый том и кинул на кровать.

Одна из наиболее ценных находок, книга брата Киллерна «Путешествие „Быстрого крыла“». Алюций намеревался поглумиться над аспектом, дать ему аннотированный экземпляр «Полной и беспристрастной истории церкви Отца Мира» лорда Аль-Аверна, а потом решил, что лучше поднять настроение приунывшего Дендриша. Но тот даже не посмотрел на книгу, он сидел и глядел в никуда. Алюций попрощался и вышел.

Аспект Элера спокойнее отнеслась к новости. Она сказала пару слов о том, что почти не знала покойного мастера, а потом сердечно поблагодарила Алюция за новые книги и лекарства. Но затем она настойчиво и требовательно спросила:

— Алюций, а как же вино?

— Я еще не отправлялся на поиски, аспект.

Она посмотрела ему в глаза и проговорила на удивление грубым и резким шепотом:

— Добрый сэр Алюций, пожалуйста, поскорее утолите свою жажду.

Дарнел и большинство ренфаэльских рыцарей отправились на охоту за неуловимым Красным братом, и Варинсхолд стал еще тише прежнего. Большую часть воларского гарнизона составляли не слишком-то разговорчивые варитаи, невеликий контингент вольных мечников держался сам по себе — они заняли особняки северного квартала и превратили их в бараки.

Патрулей на улицах почти не было. К чему патрулировать? Город обезлюдел. Большинство рабов отправили за океан несколько недель назад, оставшихся, мастеров, целиком занимала мечта Дарнела о великом дворце. Заменить их было бы некем, и потому Дарнел пообещал отрубить руку любому надсмотрщику, коснувшемуся плеткой кожи мастеров.

Алюций не слишком-то любил посещать мастера Бенрила и заходил лишь тогда, когда совсем уж угрызала совесть, подстегнутая воспоминаниями об Алорнис.

Старый мастер напряженно работал на западной стене, обожженной после падения города, на самом страшном и уродливом месте нынешнего дворца, теперь уже крытом свежим мрамором от начала до конца. Бенрила сопровождал коренастый лысеющий раб, старше большинства работающих здесь, но не казненный благодаря умению обращаться с камнем и знанию, где его найти. Надсмотрщикам не запрещалось применять к нему кнут, и он редко выговаривал за один раз больше двух-трех слов — но, когда выговаривал, обнаруживал очень хорошо поставленное произношение. Алюций пока не узнал имени раба и, по правде говоря, не слишком стремился. Жизнь раба коротка, нет смысла заводить привязанности.

— Мастер, у вас сегодня прекрасно идет работа, — глядя снизу на второй ярус лесов, сказал Алюций.

Скульптор трудился над огромным барельефом, изображающим славную победу Дарнела над королевской гвардией.

Бенрил прекратил стучать по резцу, оглянулся, но не поздоровался, а лишь раздраженно махнул рукой — разрешил взобраться на второй ярус. Алюция всегда поражала скорость их работы. Коренастый раб полировал только что высеченное, Бенрил неутомимо крошил бесформенный камень. Всего месяц исполнения тщеславного проекта Дарнела, и уже четверть готова. Чудесно изваянные фигуры выступают из камня в полном соответствии с огромным полотном, которое Бенрил развернул перед довольным лордом фьефа.

«А ведь это, наверное, его величайшее творение, — подумал Алюций, наблюдая, как под резцом Бенрила проступает героический профиль ренфаэльского рыцаря, сражающегося с трусливо скорчившимся королевским гвардейцем. — И все — ложь».

— В чем дело? — спросил мастер. Он оторвался от работы, чтобы взять стоящую рядом глиняную бутыль.

— Просто принес вам обычное известие о том, что оба аспекта живы и невредимы, — ответил Алюций.

Жизнь и здоровье аспектов были ценой, на которую согласился мастер, когда его приволокли к Дарнелу. В ответ на угрозы казни и пыток мастер только кривился, но поддался, когда речь зашла про аспектов. При всем своем презрении к обычаям и властям Бенрил оставался человеком Веры.

Мастер кивнул, отпил из бутыли и протянул ее рабу. Тот осторожно покосился на Двадцать Седьмого, быстро глотнул и принялся за работу с удвоенной энергией. Алюций взял бутыль, откупорил, понюхал.

Просто вода.

— Я прослышал о спрятанных запасах вина, — сказал он Бенрилу. — Не хотите?

— Вино приглушает чувства и заставляет посредственность мнить себя великой. Боюсь, вы уже показали это на своем примере, — пробурчал Бенрил, свирепо глянул на Алюция и вернулся к работе.

— Мастер, мне было, как всегда, очень приятно повидаться с вами, — сказал Алюций, ненужно поклонился и вернулся к лестнице. Около нее он остановился, посмотрел на тощую, но еще сильную спину мастера, на тонкие, в узлах мускулов руки, послушно и точно танцующие, выписывающие замысел. — Тут еще кое-что, — добавил Алюций. — Похоже, мастер Греалин прибился к лесной банде. Помните мастера Греалина? Седой жирный старик, заправлявший кладовыми Шестого ордена.

— И что с того? — не отрываясь от работы, спросил Бенрил.

— Он умер, — проговорил Алюций, не спуская глаз с рук скульптора.

Резец почти не дрогнул. И в чудесно выполненном барельефе появилась лишь едва заметная неправильность. Но ее уже не заполируешь. Она осталась вечным памятником мимолетной растерянности.

— Умерли многие, — не оборачиваясь, заметил Бенрил. — А когда лорд Аль-Сорна придет сюда, умрет еще больше.

Коренастый раб выронил шкурку, пугливо покосился на Двадцать Седьмого и поднял инструмент. Ближайший надсмотрщик глянул на них, положил руку на свернутый кнут, висящий на боку.