Вдох-выдох, вдох… И воздух застревает в лёгких, превращается там в огненный ком. Я закрываю глаза, слегка покачиваюсь.

Чьи-то руки хватают меня за плечи, открываю глаза. Это Ирина. Телохранительница. Она что-то спрашивает меня, с беспокойством заглядывает в глаза, но я не разбираю слов. Отстраняю её от себя и снова припадаю к двери. Плевать, что обо мне подумают все эти люди. Плевать…

К концу их разговора я опускаюсь на пол, закрываю лицо руками. Сколько моим родителям пришлось пережить? Сколько пришлось выдержать? Из-за меня. Из-за Шевцовых, которых я привела в нашу жизнь. И как изводил себя папа все эти годы.

Почему я не убила эту мразь, Юрку? Почему не прирезала эту тварь собственными руками? Почему позволила всему этому случиться с нами?

Мой отец меня не ненавидел. Не презирал и не стеснялся, как я думала раньше. Я не была его обузой или позором. Я была его страхом все эти годы. Он боялся, что меня убьют, изувечат, поэтому не позволял возвращаться домой. Поэтому отталкивал меня, делая вид, что не хочет видеть.

Меня отодрал от пола Саид. Поставил на ноги, прижал к себе. Губами коснулся виска, горячо выдохнул в макушку.

– Я же сказал, не пускать, – прорычал, видимо, на Махмуда.

– Простите, господин. Я не заметил.

– Ты что, ослеп?! – уже рявкнул на него Хаджиев, и я отстранилась от него, желая оказаться подальше от шума, сбивающего с мыслей.

За спиной Саида появился папа, и я бросилась к нему, прижимаясь к груди, где сильно и быстро колотилось сердце.

Он неловко приобнял меня, как-то с опаской погладил по голове.

– Прости меня, дочка. Прости.

– Вам с женой пора в гостиницу. Вас там ждёт отличный номер, – прозвучало позади, и я замотала головой, готовясь возразить Саиду. – Вечер выдался нелёгким для всех. Завтра договорим. Махмуд, проведи наших гостей.

От папы меня оторвали руки Хаджиева, что вцепился в предплечья до боли. Его пальцы так вжались в меня, что показалось, будто вросли.

– Наде тоже нужно отдохнуть, – его рука спустилась вниз по моей, сжала запястье, словно оковами.

– Саид, подожди, – я дёрнула руку, но она так и осталась в его ладони. Захват стал крепче.

– Я сказал, твои родители уходят. Завтра увидитесь.

– Мы пойдём. Завтра встретимся, дочка. Нам всем нужно отдохнуть, – проговорил папа еле слышно и, не глядя на меня, пошёл прочь из дома.

– Пап…

– Всё, Надь. Пойдём, – Саид потащил меня за собой волоком, не обращая никакого внимания на сопротивление. Последняя, кого я зацепила взглядом, – Ирина, что притихла в углу, явно растерявшись.

За дверью своей комнаты я вывернулась из руки Хаджиева, отошла от него подальше.

– Уходи.

– Нет, – ответил, как обычно, в своём репертуаре.

– Саид, пожалуйста. Не трогай меня сейчас, – чувствовала, что вот-вот сорвусь. Впрочем, от Хаджиева тоже исходили мощные волны гнева. Уж не знаю, что именно послужило тому причиной. Разбираться ещё и в этом не было ни малейшего желания. Мне нужно было обдумать всё, снова перевернуть с головы на ноги. Потому что все эти годы я жила без отца. Я слышала его голос всего пару раз, и то случайно, когда мы говорили по телефону с мамой, а он оказывался рядом. Он ни разу даже не позвонил мне. Ни разу не ответил на мой звонок. Ни разу не дал понять, что скучает, что хотя бы иногда думает обо мне. А теперь я узнаю, что всё это время он изводил себя бессильной злобой и жаждой мести.

Он думал обо мне каждый день…

– У меня для тебя подарок, – произносит вдруг Саид, и я застываю перед зеркалом, уставившись на него, как на умалишённого.

– Что?

– Подарок, – терпеливо повторяет он и приближается ко мне сзади. – Хотел ещё перед ужином вручить, но как-то забегались. Ты со своими платьями… – достаёт из кармана брюк тонкую цепочку с небольшим кулоном, без коробки с бантами и прочей мишуры. По-простому так. Прохладный металл ложится на мою грудь, ползёт выше и сжимается на шее. Сжимается в прямом смысле слова. Как та самая удавка. Не потому что цепочка короткая и Саиду сложно её застегнуть. Он специально душит меня ею.

– Саид… – дёргаюсь, но повернуться или выбраться из захвата он мне не позволяет.

Прижимает спиной к себе, продолжая удерживать за шею проклятой цепочкой. Я могу дышать, но металл врезается в тело, и, если он потянет ещё сильнее, то точно вспорет мне кожу.

Молча смотрит на меня, и в отражении его глаза превращаются в чёрные угли. Ни слова не произносит, просто смотрит.

– Саид, что ты делаешь? – осторожно тянусь к его запястьям, а он продолжает буравить меня своим тёмным взглядом. – Ответь мне. Что это за демонстрация силы? Хочешь причинить мне боль? Зачем?

– Почему ты хотела уйти от меня?

– Я не собиралась уходить от тебя. Дело не в этом. Я хотела этой ночью остаться со своими родителями. Я имею на это право.

Я вру. После слов отца за столом я закрыла для родителей дверь в свой мир. Захлопнула. Вот так сразу и без компромиссов. Я готова была терпеть их безразличие вечно, но унижения перед Хаджиевыми не выдержала. Я просто хотела сбежать. Хотя бы к тому же Славке. Он единственный, кто ничего от меня не ждёт. Он любит и принимает меня такой, какая я есть, со всеми моими проблемами, страхами, неприятностями. Он ничего не требует взамен.

Да и похищение школьницы – проблема уже глобального масштаба. Пусть я не в состоянии разобраться в своей жизни, но помочь другим я могу.

– Ты никуда от меня не уйдёшь. Не поняла ещё? – захват ослаб, и цепочка ровно легла на ключицы. Саид же огладил ладонями мои плечи, сжал. – Ты никуда не выйдешь из моего дома, пока я не дам на то своё согласие. Научись уже уважать мнение своего мужчины. А то нам придётся сложно. Раздевайся, Надя. Будем учиться любить меня, – пальцы Хаджиева ловко подцепили лямки платья и медленно потянули вниз.

– Саид, я не…

– Помолчи, – не сдержался, рванул платье так, что оно затрещало по швам. Надя вздрогнула, но не шелохнулась, так и осталась стоять на месте.

– И что дальше? Сделаешь то, что хотел? Изнасилуешь? – её голос не дрожит, и доктор Смирнова никак не выдаёт свой страх. Но он заметен в глазах, и этого скрыть она не может.

– Знаешь, в чём наша проблема, Надя? В том, что ты так и не научилась мне доверять! – жёстко, глядя в отражение. – Ты взяла на себя роль жертвы, и она так вросла в тебя с годами, что тебе проще никого к себе не подпускать, чем довериться человеку, который о тебе заботится. Нравится, чувствовать себя обиженной? Нравится бегать от меня? Чего ты хочешь? Можешь сформулировать это в слова? Так просто устно произнести можешь? Что тебе нужно, чтобы ты была счастлива? Чтобы, наконец, подпустила меня к себе?