охватил стыд. Она глянула на осунувшееся, с темными тенями под глазами, Лелино лицо, потом на мойку, полную грязных тарелок и чашек, и решительно сказала:

— Посуду мою я.

— С какой это стати? — запротестовала Леля. — Ты работала, напрягалась, а я весь день без толку сидела…

— Как же, сидела, — перебила ее Карина, кивая на груду оставшихся на столе блинчиков. — Неизвестно еще, кто больше устал. Отдавай фартук и пойди приляг.

— Ладно. — Леля послушно развязала тесемки. Я тогда Олежке массаж сделаю, а то у него спина болит в последнее время.

Она обняла Олега и увлекла за собой в комнату.

Карина надела фартук и пустила горячую волу. Не спеша перемыла посуду, потом тщательно перетерла ее полотенцем и водрузила на полку в шкаф.

Из комнаты, куда ушли Олег и Леля, не доносилось ни звука.

Карина повесила фартук на место, покинула К кухню и осторожно приоткрыла дверь в гостиную.

Взгляду ее представилась мирная и умилительная картина: Олег лежал на диване лицом вниз, голый по пояс. Рядом, по-турецки поджав ноги, сидела Леля и нежно касалась пальцами его спины, тихо воркуя себе под нос. Вошедшую Карину оба не заметили.

У той болезненно заныло сердце. За прошедшие сутки она только и думала что о тех страданиях, которые принесет Леле, тайком похитив у нее Олега. Но о том, что ее саму будет терзать ревность, Карина и помыслить не могла. До этой минуты.

Теперь ей страстно захотелось зажмуриться, чтобы не видеть обнаженный мускулистый торс Олега и обнимающую его сверху Лелю. Это причиняло Карине боль, гораздо более сильную и острую, чем сознание собственной греховности и подлости.

Она хотела закрыть дверь, но та вдруг заскрипела, протяжно и жалобно.

Леля подняла голову, поймала Карину в фокус своего зрения и тепло улыбнулась:

— Ты уже все? Спасибо. Посидишь с нами?

— Нет, пойду. Уже поздно, хочу выспаться как следует.

— Спокойной ночи. — Леля помахала рукой и потрепала Олега по волосам: — Эй! Человек уходит, а ты лежишь как полено! Попрощайся хоть.

— Пока, — не отрывая лица от диванной подушки, сонно сказал Олег.

Карина перешла из квартиры в квартиру, захлопнула дверь, опустилась на галошницу и заплакала горько и безутешно. Так, как не плакала давным-давно.

Дура! Как она могла оказаться столь самонадеянной, безоговорочно поверить в то, что действительно нужна такому парню, как Олег? Он может и сам не осознавать, чего хочет, а на самом деле любит свою жену.

Да и как не любить ее, молодую, ослепительно красивую, обольстительную, с умелыми и нежными руками, готовую ради него на все?!

Карина прерывисто вздохнула, пытаясь унять слезы, но лишь зарыдала пуще прежнего. Нет, она не будет себе лгать. Какой от этого прок? Одно хорошо, что она ничего не успела сказать о своем уходе школьной администрации.

Завтра все будет как обычно: школа, класс на втором этаже, ученики. Ни в какую капеллу Карина больше не пойдет, а Олега не пустит и на порог своей квартиры — хватит грезить наяву, пора проснуться и понять, что в жизни не бывает чудес, особенно когда тебе скоро стукнет тридцать один.

Она выпила снотворное и легла. Однако сон не шел. После долгих слез наступила прострация, отупение. В голове было пусто — ни мыслей, ни чувств, ничего.

Убедившись, что ей не заснуть. Карина встала, накинула поверх ночной рубашки халатик, а плечи закутала пледом и в таком виде уселась в постели. Щелкнула пультом: безмолвно загорелся маленький экран «Филипса» в углу. Карина в оцепенении глядела на сменяющие друг друга цветные картинки.

Так прошло два часа, и ее слух уловил отдаленный шум за дверью. Тотчас вслед за этим слабо тренькнул звонок.

Карина попробовала шевельнуться, но тело будто свинцом налилось и не слушалось. Звонок повторился снова, затем еще и еще, постепенно становясь громче и настойчивее.

Наконец Карина одолела навалившуюся сонную одурь, неуклюже сползла с тахты и, кутаясь в плед, вышла в коридор. Щелкнул замок.

— Неужели ты спишь? — Олег с ходу надвинулся на нее с порога, притиснул к стене, его горячие, нетерпеливые руки проникли под плед и халат к самому телу. Карина хотела было что-то сказать, но нахлынувшая знакомая жаркая волна лишила ее голоса.

Лихорадочно приникнув друг к другу, они едва добрели до комнаты. Тонкий шелковый халат слетел на пол, как последний осенний лист под дуновением ветра. За ним последовала ночная рубашка.

А дальше… Дальше все завертелось в стремительном, ускоряющемся вихре из страстей и эмоций.

Когда-то в одном из журналов Карина читала, что сексуальность в женщине пробуждается лишь к тридцати годам. Только достигнув зрелого возраста, она начинает осознавать свои желания, до этого же просто подчиняется мужским ласкам.

Тогда все это показалось Карине полной чепухой. Но сейчас она понимала, что написанное в статье сексолога — чистая правда.

То, что некогда испытывала она в объятиях Степана, что много лет считала неповторимым и восхитительным, не шло ни в какое сравнение с упоительным, пьянящим ощущением полной и абсолютной свободы. Свободы ото всего — от контроля разума, от житейской суеты, оттого, что мешает нам слиться с мирозданием, почувствовать себя его частицей…

Потом пришли покой и отрешенность. Постепенно, очень медленно, возвращались звуки и краски окружающего мира, а с ними мысли, воспоминания, тревога, боль.

— Мы с ума сошли, — шепотом проговорила Карина, глядя в темные от расширенных зрачков глаза Олега. — Леля… она же…

— Она спит. — Олег улыбнулся, легонько погладил ее по щеке. — Наглоталась валерьянки и дрыхнет как убитая. Ее так врачиха в консультации научила, а то она ночи напролет вертелась, сама глаз не смыкала и мне не давала.

— Боже мой, — сказала Карина едва слышно, почти беззвучно, — мы преступники.

— Почему? — Рука Олега, касающаяся Карининого лица, замерла, остановилась. — Я себя не считаю преступником.

— Но ребенок…

— Что — ребенок? — резко произнес Олег и отодвинулся от Карины на край тахты. — Она меня спрашивала, хочу я его или нет? Спрашивала? Не надо было обманывать. — Он хотел сказать еще что-то, но передумал и замолчал.

Карина осторожно дотронулась до его волос.

— Давай не будем об этом, — немного мягче сказал Олег, — я уже говорил: мне нужна ты, и никто другой. Сейчас Лельку нельзя тревожить, а после, когда она родит… придется ей обо всем узнать, ничего не поделаешь. Ребенок тут не спасет.

— Ты его бросишь?

— Я помогу поставить его на ноги. Денег на это у меня, слава богу, хватит. Моя мать Инку родила от другого мужчины, тот их оставил, но деньги регулярно слал и подарки привозил.