Вадим ни на минуту не оставлял Олега, неотступно следуя за ним, куда бы тот ни шел, старался назойливо встрять в любой их разговор со своими шутками и прибаутками, и Карина могла поклясться, что делает он это неспроста, нарочно, преследуя лишь одному ему известную цель.

Её уверенность в том, что Вадим шпионит за ними. стала особенно твердой после того, как в капелле отпраздновали Новый год.

Дирекция специально арендовала зал в ресторане. Пришли все — и оркестранты, и хористы, и певцы, и административные работники. Желающие привели с собой жен и мужей.

Давным-давно Карина не встречала новогодний праздник в такой огромной, веселой и шумной компании. Общество рассредоточилось по столикам, за каждым из которых помещалось шесть человек. Соседями Карины были дирижер Сергей Михайлович, Любаша-Бульдозер, Олег, Вадим и Леля. Тон в застолье задавала хормейстерша.

Изрядно приняв на грудь, она стала еще более громкоголосой, а лицо ее приобрело знакомый устрашающе-свекольный оттенок. Любаша запросто заткнула за пояс признанного остряка Вадима, рассказывая безумно смешные байки из своей почти тридцатилетней гастрольно-хоровой практики.

Вся ее жизнь до момента прихода в капеллу прошла в поездках по России и зарубежью — Любаша руководила одним из крупных детских хоров при школе искусств.

Остальные слушали хоричку внимательно и с интересом, Леля звонко хохотала над каждым ее словом, Михалыч улыбался, по обыкновению глядя в стол, будто перед ним и сейчас лежала партитура. Даже Олег, оставив свою всегдашнюю сдержанность. весело смеялся.

Только один Вадим оставался серьезным, рюмку за рюмкой потягивал ликер и время от времени бросал быстрые взгляды то на Олега, то на Карину.

В зале было сизо от табачного дыма, народ вовсю отплясывал кто во что горазд, громко гремела музыка. Кто-то из хористов приблизился к столику и, поклонившись, пригласил Карину на танец.

Она мельком глянула на Олега, заметила в глазах того веселое, смешливое выражение и, мысленно показав ему язык, встала. Высокий молодой человек, певший в тенорах, галантно провел ее под руку к площадке, где надрывался ансамбль. Вокруг щелкали хлопушки, сыпалось конфетти, раздавались взрывы хохота.

Карина положила руки парню на плечи и прикрыла глаза.

Она представляла себе, что танцует с Олегом, что это их Новый год, который они встречают лишь вдвоем, вдали от всех, возможно на необитаемом острове. Нет, лучше на Неаполитанском карнавале, где нет ли одного знакомого лица, только маски, а кругом — музыка, шум, огни, аромат свечей и хвои.

Сильные, умелые руки ловко вели её в танце: пару шагов вправо, один вперед, два влево, а дальше все сначала.

«Как Новый год встретишь, так его и проведешь», — подумала Карина и засмеялась, тихо и счастливо.

Её кавалер слегка затормозил, остановился, продолжая удерживать Карину за талию, взглянул на нее с восторгом и интересом.

— Дама желает шампанского?

— Не откажусь, — кивнула она и улыбнулась.

Они подошли к столику парня. Там также сидела теплая компания, кое-кто уже дремал, привалившись к дружескому плечу. Тенор плеснул из бутылки в бокалы остатки отличного французского шампанского.

— Прошу, — протянул он один фужер Карине, другой поднес к губам. — Выпьем на брудершафт?

— Выпьем.

Они выпили, сцепившись локтями, затем трижды поцеловались и перешли на «ты».

Тенора звали Володя, ему шел только двадцать второй год, и он еще учился в консерватории на дирижерско-хоровом факультете.

Володя оказался замечательным парнем. Они с Кариной проболтали около часа, нашли общих знакомых среди преподавателей, чуть-чуть посплетничали относительно Любаши и рассеянного Михалыча и расстались лучшими друзьями.

В отличном настроении Карина вернулась к своему столику и обнаружила его совершенно пустым.

Пепельница была переполнена окурками, в центре громоздились порожние бутылки из-под шампанского, ликера и водки. Со спинки одного из стульев свисала длинная блестящая Любашина шаль.

Недоумевая, куда мог деться весь народ, Карина пошарила глазами по залу. Взгляд ее вскоре зафиксировал Михалыча и Любашу. Те лихо отплясывали неподалеку от столика. Дирижер крепко держал хоричку пониже талии, Любашины арбузные груди, обтянутые тонким гипюром вечернего платья, подпрыгивали и тряслись. Она звонко хохотала и задирала вверх толстенькие ножки, похожие на свиные копытца…

Карина невольно прыснула и, покачав головой, уселась за стол. Олега нигде видно не было — очевидно, он вышел из зала.

«Скорее всего, Леля побежала за ним», — решила Карина и тут же увидела ее. Та стояла в противоположном углу зала, длинное серебристое платье слегка топорщилось на округлившемся животе. Распущенные волосы падали ей на плечи и грудь. Она была похожа на снегурочку, которая только что узнала, что ей предстоит растаять от любви, — тоненькая, светлая, с печальным взглядом ясных глаз.

Рядом с Лелей, спиной к залу, стоял Вадим. Он что-то говорил ей, оживленно жестикулируя, та слушала его, глядя в никуда, и изредка кивала головой. Лицо ее с каждой минутой становилось все несчастнее.

Сердце у Карины екнуло и покатилось вниз. Что это значит? Как давно они беседуют и, главное, о чем? Тема разговора, судя по Лелиному виду, явно серьезная. Что придумывал Вадим половину новогодней ночи, сидя за столом непривычно мрачный и отрешенный?

Решил наконец открыть Леле глаза на то, что ее обманывают? Леле, которая носит под сердцем ребенка, которой нельзя переживать и волноваться!

Карина почувствовала, как ее затрясло, точно она, подобно Любаше, подскакивала в пьяном, непристойном танце.

Где, интересно, бродит Олег? Неужели он ничего не заметил, запросто позволил приятелю фискалить на него и Карину? Что теперь будет с Лелей?

Вадим перестал говорить, слегка коснулся Ледяного плеча и тут же отодвинулся. Потом, поколебавшись, быстро нагнулся, поцеловал ее в щеку и так же стремительно зашагал к выходу из зала.

Леля продолжала стоять у стены, лицо ее было совсем бледным, взгляд оцепеневшим и задумчивым.

Карина глядела на нее, не решаясь приблизиться, начать разговор.

Наконец Леля сама покинула угол и медленно побрела к столику. Заметила сжавшуюся на стуле Карину, рассеянно улыбнулась, села рядом. С сожалением окинула взглядом бутылку, на дне которой оставалась капля жидкости.

— Жаль, нельзя выпить. Мне сегодня хочется, как никогда, а врачиха сказала — не больше двух рюмок. А то повлияет на малыша.

Карина молча кивнула, не в силах вымолвить ни звука.

— А где Олежка? — Леля посмотрела по сторонам. — Он же оставался, когда я пошла в туалет.

— Не знаю, — выдавила из себя Карина. — Возможно, его увел кто-нибудь из скрипачей.

Терпение ее иссякло, ей хотелось схватить Лелю за плечи, крикнуть ей в лицо: «Что тебе сказал этот ублюдок? Что?»

— Вадик такой чудной, — протянула Леля, облокачиваясь руками