— Ты что сделал? — очень тихо спросил Стрегон, неестественно медленно обернувшись. Ивер вздрогнул, когда в бесцветных глазах вожака метнулись опасные огни, и невольно отступил. — Что ты сделал?!

— Прости, сорвалось…

— Сорвалось?!

— Он меня разозлил!

Стрегон, понимая только то, что они упустили единственную нить, которая могла привести к Ходоку, буквально хлестнул побледневшего брата бешеным взглядом, в котором неожиданно загорелись опасные алые огоньки. От внезапной боли Ивер охнул и согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух. После чего пошатнулся и неуклюже сполз с седла, прекрасно сознавая, что действительно оплошал: каким бы ни было его отношение к пацану, он не имел права поднимать на него руку. Братство не уважало тех, кто поддается эмоциям. А Ивер не просто пальнул, но еще и умудрился потерять контроль над татуировкой. Пусть на мгновение, но это значило, что его плохо учили. Рано дали алую метку. Незаслуженно…

Жесткая хватка внезапно исчезла. Ивер обессиленно рухнул на колени и, внутренне дрожа от боли, едва не ткнулся носом в пыль. Правда, сознания все же не потерял и даже мог связно мыслить. А еще понимал, что если бы дело обернулось по-другому, Стрегона никто бы не осудил: он был в своем праве. Даже Терг бы согласился, что наказание справедливо.

Слегка отдышавшись, невезучий стрелок поднялся, сознавая так же и то, что невероятно легко отделался. Встал на прежнее место, не смея поднять глаз. Ощутил, что еще немного — и свалится с ног, потому что взгляд вожака имел поистине ужасающую мощь. Однако все же нашел в себе силы уважительно поклониться и хрипло выдохнуть:

— Спасибо за урок, мастер.

Стрегон, даже не обернувшись, коротко бросил:

— Найди его. Живым или мертвым. Найди.

Эта ночь стала одной из самых скверных за всю их насыщенную событиями жизнь. Братья, судя по всему, потеряли важного для нанимателя человека, едва не лишились одного из своих и оказались опасно близки к тому, чтобы провалить заказ.

После исчезновения Белика они разделились, оставив полуоглушенного Ивера искать следы грамарца. А сами, вполголоса чертыхаясь, направились к месту намеченной стоянки. При этом где-то глубоко в душе прекрасно сознавали две важные вещи: первое — Ивер не вернется, пока не исполнит приказ, даже если для этого ему придется идти пешком обратно до Синтара; и второе — если бы этой ошибки не случилось, то, с высокой долей вероятности, на его месте мог оказаться любой из них.

Учитывая тот факт, что неугомонный сопляк за неполные сутки умудрился даже Стрегона достать до самых печенок, нетрудно предположить, что рано или поздно подобный конфуз все равно бы случился. Несомненно, мастер это хорошо понимал и только поэтому дал нерадивому стрелку шанс исправить положение. Так что у Ивера появилась неплохая возможность не попасть под суд мастеров.

Другой неприятной неожиданностью стало то, что присмотренное у реки место оказалось не столь удачным, как выглядело издалека. Как только на лужайке разгорелся костер, к нему с поразительной жадностью ринулась вся имеющаяся в округе мошкара, от назойливых разноцветных бабочек до крохотных жуков. Мерзкого гнуса налетело столько, что уже через пять минут кони не выдержали и начали рваться прочь. Никакие наговоры и чудесные эльфийские порошки не спасали — надоедливые твари оказались на диво упрямыми и напрочь отказывались покинуть стоянку раздраженных путников, как это делали все прочие кровососы в других частях света.

Пришлось отвязывать одуревших скакунов, укрывать их попонами и собственными плащами, пряча глаза, уши и нежные ноздри. Затем бросать все как есть, уводить обратно в лес брыкающихся лошадей и обустраивать новый лагерь шагах в пятистах от прежнего. Наконец, уже поздно вечером возвращаться, в кромешной тьме собирать то, что осталось у реки, попутно отмахиваясь от озверевших комаров. С сожалением смотреть на опрокинутый кем-то из жеребцов котелок, из которого медленно вытекала недозревшая каша. Как можно скорее подбирать мешки и бегом мчаться обратно, пока оголодавшие кровососы не сожрали заживо.

Ужинать пришлось холодным мясом и сухими лепешками, потому что разводить костер во второй раз никто из побратимов не решился. Тяжело дышащих коней с трудом успокоили, щедро намазали морды все той же эльфийской мазью, не пожалев недельного запаса, специально прихваченного из дома. Затем привычно распределили стражу, вполголоса высказали все, что думают о здешней ненормальной природе, и, закутавшись в плащи, наконец-то уснули. Но самое страшное началось с рассветом, когда неожиданно выяснилось сразу несколько вещей.

Ушедший накануне Ивер все еще где-то бродил в поисках раненого им пацана. Остальным по такому случаю придется задержаться на неопределенное время и, скорее всего, опоздать на встречу с нанимателем. Ночью какая-то пронырливая тварь сумела прогрызть один из мешков и основательно подпортить припасы. Обожравшиеся речной травой кони как-то странно икают и пошатываются, будто с перепоя. Покусанные гнусом места подозрительно быстро принялись распухать, краснеть и совершенно дико чесаться.

Открыв глаза, Стрегон осторожно коснулся раздувшегося лица и вздрогнул от ощущения, что трогает гигантскую переспелую сливу. После чего сухо констатировал, что у местных кровопийц, похоже, в слюне содержится какой-то яд. Не смертельный, конечно, иначе они бы просто не проснулись, но его вполне хватило, чтобы руки, шея и все остальное, что было подвержено массированной атаке, отекло до невозможных размеров. Вдобавок каждое прикосновение отзывалось такой сумасшедшей болью, что хотелось безудержно взвыть. Но, что страшнее всего, появился и начал стремительно усиливаться немилосердный зуд, который было невозможно унять. А просто почесать пострадавшее место не выходило из-за боли.

Стрегон посмотрел на безобразно оплывшего Лакра; на его толстые, похожие на уродливых червей пальцы, которыми теперь не только тетиву не натянешь, а даже руку в кулак не сожмешь; воочию убедился, что остальные пострадали не меньше, и со всей ясностью понял, как выглядит сам. Ругнулся про себя, конечно, недобрым словом помянул остроухих целителей, состряпавших такое никчемное зелье, и местных мошек, оказавшихся к нему абсолютно невосприимчивыми. После чего оперся спиной на ближайшее дерево, откинул назад гудящую голову и ненадолго отрешился от реальности, чтобы не повторить недавней ошибки Ивера: не сорваться. Ему нужно было немного времени, чтобы все переосмыслить и решить, как исправить ситуацию. Хотя, судя по всему, исправить ее уже не удастся: ночевать у реки они вызвались сами.

Одно хорошо: спасенные кони, хоть и таращились друг на друга, как ланниец с занийцем из байки, обнаружившие поутру, что с перепоя спали в одной постели, все же выглядели не настолько плохо, чтобы нельзя было продолжить путь. А еще хорошо, что пропавший на целую ночь побратим в конце концов все же вернулся из леса. Правда, бледный, осунувшийся, с огромным синяком на левой скуле, тоже жестоко покусанный и изрядно опухший, зато с победой: за ним, к нескрываемому изумлению братьев, шел, беззаботно посвистывая, «раненый» Белик. Тот самый, которого зацепил на излете арбалетный болт и который так громко стонал, когда убегал вчера на своем перепуганном звере.