Борьба с контрабандой в 1920-х гг. была затруднена отсутствием надежного войскового прикрытия границы. Так, несшие охрану ее морского участка на Дальнем Востоке суда погранохраны и «Даль-рыбы» находились в плачевном состоянии и не могли решать служебные задачи по задержанию нарушителей границы. Лишь в 1925 г. побережье СССР без разрешения властей посетили 6 американских контрабандных шхун, но задержана была только одна, да и та с большим трудом из-за отсутствия плавсредств[2016].

Если на западном участке границы, как указывал член комиссии ОГПУ С.В. Пузицкий 15 апреля 1926 г., речь шла лишь о мерах по улучшению работы КРО и отделений погранохраны, то на Дальнем Востоке — о необходимости использования закордонного аппарата. Там, несмотря на неоднократные указания центра, вообще не велось никакой работы с бывшими белогвардейцами, контрреволюционерами, белыми офицерами и др., совершенно отсутствовали агентура и оперативный учет. И ПП ОГПУ не могло ориентироваться ни по казачеству, ни по белым офицерам, ни по другим антисоветским прослойкам населения. Поэтому решением КРО и УПО ОГПУ были приняты срочные меры по налаживанию осведомительной работы в приграничной полосе и уточнению прав пограничников. Так, 6 января 1926 г. поставлен вопрос о предоставлении пограничным отрядам Дальнего Востока права работы в 22-х километровой полосе: насаждения специального осведомления по борьбе с контрабандой, организации осведомления в таможне, учета контрабандного элемента и задержанных, а также изучение границы в “контрабандном отношении”. Дзержинскому часто приходилось давать ответы на вопросы о задержании на границе должностных лиц. Так, отвечая на запрос о Мапоземове, он писал, что тот 12 сентября 1924 г. вез с собой. 106 фунтов стерлингов. По существовавшему положению каждый гражданин, выезжавший за границу, имел право повезти с собой единовременно валюты на сумму не более 300 рублей, а превышающая эту сумму валюта подлежала конфискации. К тому же Малоземов не имел разрешения Особого Валютного совещания НКФ, поэтому у него было конфисковано 74 фунта стерлингов[2017].

В борьбе с контрабандой Дзержинский не делил проблемы на важные и неважные, о чем свидетельствует такой факт: 18 апреля 1924 г. он направил в ЭКУ ОГПУ записку: «8/IV, уезжая в отпуск, я получил от т. Беленького 2 пачки по 10 коробок спичек. Пачки и спички оказались без бандероли и шведского происхождения. Прошу выяснить и привлечь виновных к ответственности. Виновность: ввоз без лицензии и неоплата акциза»[2018].

После Гражданской войны получило широкое развитие фальшивомонетничество. Если в 1921 г. было арестовано 2 фальшивомонетчика, то в 1922 г. — 327, а за первое полугодие 1923 г. — 324. Выпуск денег возрос после постановления СНК от 24 октября 1922 г. о введении в обращение денег образца 1923 г. с приравнением одного рубля образца 1923 г. к 1 миллиарду рублей и изъятия из обращения образцов или 100 рублей образца 1922 г. Фальшивые деньги печатались не только в Советской России, но и за рубежом. 1 июля 1923 г. Дзержинский. Уншлихту: «При сем поддельный дензнак с еврейской звездой — 10 000 рб. (таких в 10 000 рб. у нас не выпускалось). Знак этот прислан Сокольникову из Питера. По всей вероятности, печатают в Эстонии или вообще за границей. Было бы желательно установить размеры подделок и принять драконовские меры против поддельщиков, составив план их поимки и искоренение. Кто у нас этим ведает? Я думаю, что угол, розыск не справлялся и не справится. ГПУ могло бы этим заняться в порядке короткой ударной задачи, поставив кампанию по всему СССР и за границей»[2019].

29 марта 1924 г. председатель ОГПУ на заседании Политбюро ЦК РКП (б) внес ряд предложений о борьбе с фальшивомонетчиками: о предоставлении ОГПУ особых полномочий. Политбюро согласилось с предложением Дзержинского и поручило ЦИКу СССР «срочно провести это расширение полномочий в советском порядке»[2020].

30 сентября 1924 г. Дзержинский просил Ягоду дать краткую справку: «Сколько, когда и где поймано фабрик фальшивых денег? Сколько арестовано лиц, что с ними сделано? Как долго каждая фабрика работала, какие именно деньги, на какую сумму могла выпустить этих денег? Как распространено это преступление. Как поставлена борьба с ним? Кто ведет борьбу в центре и на местах, наши органы изловили эти фабрики? Методы борьбы?». В письме к Ягоде он изложил свое видение проблемы, как покончить с этим видом преступления: объявить, что ЦИК дал ОГПУ особые полномочия по борьбе с этим преступлением, но не писать какие: использовать право расстрела ОГПУ для успехов следствия и быстроты расправы, если иначе она не будет гарантирована (лучше их, конечно, расстреливать по суду — быстро и беспощадно; право ОГПУ — это резерв, следует сговориться на местах с председателями судов); поставить себе «основной задачей изловить граверов и их уничтожить и тех, кого мало и без кого нельзя поставить фабрикации; затем не менее важная [задача] — это установить связь с Гознаком, Монетным двором и т. д.; назначить лицо, ответственное за борьбу, написать во все отделы циркуляр…».

Органы ВЧК-ОГПУ участвовали в борьбе с забастовочным движением рабочих, которое нарушало работу промышленных предприятий. Это не было столь существенной задачей, потому что в своей основной массе рабочие не проявляли активности в борьбе за свои политические права и социальные требования. 29 июля 1921 г. Дзержинский отметил: «Рабочие — полная пассивность, индиффер(ентность). Абсентизм огромный… Ненависть к бюрократизму…»[2021]. Но это отнюдь не означало их полного отказа отстаивать свои требования, о чем свидетельствовали забастовки на заводах Петрограда, антисоветские демонстрации в дни Кронштадтского мятежа в феврале 1921 г. и др. Массовые выступления трудящихся в защиты своих экономических интересов были характерны для 1923 г. Только в октябре в них приняло участие 165 тыс. человек. Кроме репрессивных мер по отношению к организаторам забастовок и наиболее активным участникам, чекисты порой принимали неординарные решения. 16 марта 1921 г. Дзержинский телеграфировал всем губЧК: «Возникшее в конце февраля под руководством эсеров и меньшевиков забастовочное движение в Саратове закончилось избранием контрольной комиссии рабочих, которая увеличивалась кооптацией представителей предприятий, ранее спокойных, требовала включения в свой состав представителей красноармейцев, превращаясь таким образом как бы во второй совет или объединенный забастовочный комитета Саратовская комиссия разбилась на секции по отделам губисполкома, в частности на секцию чрезвычайной комиссии. Последняя после докладов предгубчека и обследования дел комиссии вынесла резолюцию о всемерной поддержке работы губчека в ее борьбе с врагами рабочих и крестьян со сторона рабочих. «Образование подобных комиссий является тактическим шагом эсеров и меньшевиков, стремящихся своим руководством организовать массы. В случае обнаружения таковых тенденций:». Сообщаем вам для сведения, дабы в подобных случаях при невозможности ликвидировать их в зародыше через губкомпарты овладеть движением, идя навстречу действительно беспартийной массе, и дабы заслужить подобный же отзыв»[2022] (Текст, в угловых скобках, зачеркнут Ф.Э. Дзержинским. Курсив также принадлежит ему — Авт.). Председатель ВЧК-ОГПУ внимательно следил за настроением рабочих, реагируя на каждое сообщение негативного плана. Так, 9 апреля 1925 г. на информационной сводке заместителя начальника ИНФО ОГПУ А.А. Буцевича о причинах забастовки на Глуховской мануфактуре он писал В. И. Межлауку: «Забастовка на Глуховской мануфактуре является для нас предупреждением, чтобы проводить новые нормы после достаточной подготовки самих рабочих, иначе может получиться обратный результат. Прошу обратить внимание на эту сводку и принять все меры для безболезненного проведения. Надо снестись с ЦК Союза, райкомом и ЦК партии. В случае забастовок вся наша кампания будет сорвана»[2023].