список“, — над городом комендант полковник Бреда, а в шанце, которой против того двора, где великой посол поставлен, жил генерал Брант и правительствовал над всею Пруссией ратными людьми; у него ж готовых солдат десять тысяч человек, да в Эльбинге с комендантом же три тысячи; смотрит на замыслы польские, а именно бережет Эльбинг»[1401]. У коменданта Возницын просил подвод до прибрежного местечка Шакена, затем судов до Мемеля и от Мемеля вновь подвод до владений курляндского герцога. По этому случаю у коменданта происходило совещание с советниками курфюрста, т. е. с гражданскими чиновниками, и затем фон Бреда явился к Возницыну лично и объявил, что все будет учинено по его желанию. Из Кенигсберга посол хотел захватить нанятых на русскую службу музыкантов, но узнал, что их увез с собой в Москву проезжавший туда посланник курфюрста фон Принцен. Являлся к Возницыну находившийся в Кенигсберге слуга Лефорта Генрих Якимов, посланный в Кенигсберг для покупки ракетных станков. 27 апреля Возницын выехал в дальнейший путь и ночевал в Шакене. Оттуда наутро в четырех судах по Куриш-Гаффу отправился в Мемель, где был 29-го. В Мемеле из-за сбора подвод и опять из-за болезни простоял три дня и выехал оттуда 2 мая до Руцавы, пограничного места герцога Курляндского, к которому еще из Кенигсберга писал о своем прибытии и о подводах, а из Мемеля послал для переговоров о том же подьячего Федора Буслаева. В Руцаве пересели на оказавшиеся «зело худыми» курляндские подводы и остановились в имении герцогини Курляндской, деревне Тайлуке[1402].

Сюда 5 мая явился из Митавы приветствовать Возницына с приездом назначенный к нему в пристава ротмистр Яган Вильгельм Кошкель, привезший с собой для продовольствования посольства герцогскую кухню. Были присланы также шесть лошадей с герцогской конюшни под посольскую карету. После обмена приветствиями и любезностями Возницын подробно выспрашивал его об отношениях в герцогской семье и о положении Курляндии: «…как поводится между князем младым и княгинею и опекуном князем Фердинандом, нет ли между ими какой ссоры и кто соизволил ему (князю Фердинанду) у младого князя опекуном быти: княгиня ль или их президенты и есть ли между ими согласие?» Кошкель рассказал Возницыну, что князь Фердинанд со своим братом, умершим герцогом Курляндским, не видался лет с двадцать, ездил повсюду и служил при разных дворах, а когда услышал о смерти брата, то испросил у польского короля согласие, чтобы ему быть опекуном над малолетним герцогом. У них в Курляндии такое право: когда герцога не станет, а дети останутся в малых летах, то правительствуют министры. Сначала герцогиня этого опекунства дяди не хотела и вместе с министрами ему сопротивлялась, но теперь она и некоторые министры с князем Фердинандом согласились, потому что он ничего вредного не делает; но некоторые министры не согласны, не хотят нарушать старого права и поехали к королю домогаться, чтобы того опекуна отставить. Только, по его мнению, ничего они тому опекуну «не учинят», потому что он пользуется королевским расположением — «король до него добр». Курляндия страдает от непомерных королевских поборов: король на всю Курляндию наложил великие поборы, просит вопреки обычаю двести тысяч золотых, а если не дадут, грозит поставить у них свои войска постоем. «А они и без того отовсюду стеснены и… вовсе изубожали», однако ж сколько могут, соберут и отдадут королю. «А тот-де запрос не токмо их убожит, но и вольность их ломает, чего у них преж сего никогда не бывало; а жили-де они токмо под королевскою протекцыей» и ставили иногда небольшое войско, а податей никаких не давали и «во всем имели вольность, как и Литва»[1403]. Эти разговоры Возницына в Эльбинге и по дороге в Митаву показывают, как московский дипломат пользовался каждым случаем, чтобы ориентироваться во внешних отношениях и во внутреннем положении тех стран, которые могли интересовать московское правительство. Отношения между Польшей и Бранденбургом, между Польшей и Курляндией и внутреннее положение прибалтийских государств будут вскоре важнейшими вопросами в русском дипломатическом ведомстве.

В герцогском имении, деревне Тайлуке, посольство в ожидании подвод ночевало три ночи и выехало отсюда 7 мая. Двигались медленно, так как подводы были из рук вон худы. В Митаву прибыли 11 мая. Прием был в высшей степени почетный. Навстречу послу за город выехал староста митавский с княжеской каретой в 6 лошадей для посла да с семью каретами для персонала посольства; конвоировала посольство рота конных мещан, а в городе по улицам, по которым посол проезжал, стояла пехота — мещане с ружьями, с крепости стреляли из пушек. Возницын благодарил герцога через старосту, а на следующий день, 12 мая, представился ему лично: «Был… у молодого князя Курляндского и у матери его княгини в замке, воздал им благодарение за вспоможение в приезде его и за всякое довольство». Ежедневно во все время пребывания в Митаве посольство кормилось на герцогский счет: «…подчиваны за столом отверстным (т. е. открытым) с церемониями». В благодарность посол перед отъездом отослал к князю, его матери и сестрам пять пар соболей[1404].

16 мая Возницын выехал из Митавы в Ригу, предварительно списавшись с рижским генерал-губернатором Дальбергом о приеме и подводах. И здесь прием был не менее любезный и радушный. На шведской границе, в четырех милях от Риги, встретили посла от генерал-губернатора — майор, а от городского управления — президент магистрата с писарем. Были высланы кареты и подводы. Конвоировали посольство две роты мещан и рота конных рейтар, «сидели на лошадях со обнаженными шпагами». После произнесения приветственных речей «встречники», т. е. встречавшие Возницына майор и президент магистрата, просили его в хоромы, где учрежден был от городского общества — от мещан — обед. После обеда продолжали путь к Риге. Приехав к реке Двине, встречники пригласили посла сесть в яхту, которая была «зело изрядно вымалевана и красным сукном выбита». В ту же яхту сели вместе с послом и встречавшими посольские дворяне, переводчики, подьячие и трубачи, трубившие в серебряные трубы. Остальные члены посольства плыли в иных яхтах. Навстречу посольству вышло множество народа. Возницыну отведен был двор, в котором при проезде Великого посольства через Ригу в 1697 г. стоял Лефорт. При дворе был поставлен караул из 50 человек. Посол не успел, как требовал этикет, отправить своих дворян к генерал-губернатору уведомить о своем приезде, как тот предупредил его, прислав его поздравить того же майора, который встречал его на границе. Возницын благодарил, «а притом оговаривался, что по гражданству довелось было ему, великому послу, к нему, господину губернатору,