ее теперь же, когда нам не только ни от кого помощи никакой не было, но еще и вред чинили? «Да и то должно рассудить, для какой прибыли туркам с тобою, государем, воевать?» Для приднепровских городков? Но уже выражено царем согласие на их уступку. Для Азова? Но он не будет стоить тех затрат, которые надобно им будет на него сделать. О походе на какие-либо отдаленные русские или украинские города они и не помышляют. Эти города им не нужны, вследствие их отдаленности. Возницын в подтверждение своей мысли, что туркам невыгодно овладевать русскими городами за их отдаленностью, ссылается на пример Чигирина и Каменца. Чигирин они взяли, однако нельзя было его удерживать и пришлось бросить «за отдаленностью». Будучи в Царьграде после чигиринской войны, он сам слышал от многих, что тогдашний визирь если бы не заключил с нами мира, то был бы убит, до такой степени народ был раздражен огромными потерями, которые были вызваны не столько чигиринской войной, сколько отдаленностью завоеванных мест. Вот и теперь они отдали полякам Каменец не из страха перед поляками и не по какому-либо принуждению, а только для того, «что от них отдалел и им бесприбылен и по премногу убыточен». Турки, отдохнув и оправившись, будут думать скорее об иной войне: о возвращении Венгерской и Седмиградской земель и Мореи и других. Немцы «завоевали у них зело много и прямо смотрят к ним в Царьград», до которого уж им недалеко, и турки всячески будут думать освободиться от этой опасности. Возницын рассказывает далее о том тяжелом и затруднительном положении, в каком он находился на конгрессе: с одной стороны, как заключить невыгодный мир, зная о сделанных приготовлениях к войне и затратах и о намерении царя воевать? С другой — как остаться государю одному в войне и взять на себя такую тягость, а инструкций об уступке не имел, потому и заключил краткое перемирие. Теперь если государь пожелает заключить мир с уступкой, подобно тем, на какие согласились все союзники, и устранить все причины к войне, то как можно скорее надо послать к туркам, «хотя не гораздо знатную особу, только умную, который бы объявил им, что ты, государь, в миру быти с ними желаешь и послов своих послати изволишь, только б объявили, на чем они хотят в миру быть?» Пусть эта умная особа разведает о турецких условиях, будут ли они настаивать на разорении городков и не явится ли с их стороны еще какой тягости, и, разведав, установит с ними мирный договор. Этот совет был также осуществлен Петром в виде посылки в Константинополь думного дьяка Емельяна Украинцева, именно особы незнатной, но умной. Торжественное же посольство, которого так желали турки, можно отправить к ним для ратификации договора и в этом их обнадежить. Если же турки показали бы со своей стороны какое упрямство или какие-либо иные непристойные запросы, то пусть такой посланник о том пишет царю, а туркам скажет, что за такими тягостями мир едва ли может быть заключен. С турками надо держать себя твердо и никакого смирения не выказывать: «…поступать смело и дельно и себя смиренно знать не надобно давать». Но несомненно, что они склонны к миру и заключат мир[1393].

В письме от 16 марта Возницын, возвращаясь опять к запозданию царских писем от 1 и 6 января, предлагает новый способ заключения мира, если действительно есть склонность его заключить, — обратиться к добрым услугам и посредничеству цесаря. Для этого надо будет прислать в Вену специального посланника, «умную и легкую особу», только не посла. Послов цесарцы не любят из-за больших расходов, связанных с их содержанием, и потому не рады их у себя видеть. Следует особой грамотой просить цесаря, чтобы взялся за это дело. Правда, цесарцы перед нами во многом виноваты, и Возницын насчитывает пять их вин: не сдержали союза; не предупредили о намерении заключить мир, когда видели наши приготовления к войне и наем военных людей, и тем ввели нас в убытки; приняли «основание» мира без совета с нами; презрели нашу просьбу о продолжении войны; на съездах не оказывали нам помощи. Есть за ними и другие вины; но именно, припоминая свой грех, сознавая свою неправду и видя нашу сравнительно с прежним уступку — «авось в том деле (т. е. в услугах к заключению мира) они полезно поступят и к совершенству приведут», — достигнут положительного результата. Во всяком случае, от такого опыта, если он и не удастся, убытка нам не будет. Для ускорения дела Возницын предусмотрительно написал турецким послам, чтобы будущие турецкие послы, которых пришлют в Вену, были снабжены полномочиями для заключения мира с Россией[1394].

Итак, мысль о нападении на Швецию с целью отнять у нее старинные русские земли вызывает у Возницына сочувствие. Но он считает необходимым предпринимать такую войну не сразу и предварительно обезопасить себя со стороны Польши и со стороны Турции. Для безопасности со стороны первой надо как-либо угасить и искоренить вражду к нам поляков. Для безопасности от Турции надо заключить с ней мир или длительное перемирие. Есть два способа заключения мира: первый — послать в Турцию и непременно морем незнатного, но умного дипломата, которому и поручить это дело, соглашаясь на разорение днепровских городков, если уже подобные же уступки сделаны всеми союзниками, но во всем остальном проявляя большую твердость. Второй путь: обратиться к посредничеству цесаря. Мы впоследствии увидим, какими путями пошел во внешней политике Петр и чтo из советов Возницына ему пригодилось.

LXII. Путь от Вены до Москвы

Нам остается теперь, прежде чем распроститься с Возницыным, сказать несколько слов о его обратном путешествии из Вены до Москвы. Путь от Вены до границы с Польшей лежал на города Ольмюц, Опаву (Оппельн?) и Бреславль. В Опаве, где проведен был праздник Благовещения, длинный посольский обоз, состоявший из трех карет, колясок, в которых ехали дворяне и подьячие, пяти крытых телег, на которых помещался низший персонал посольства, телег с имуществом и верховых, был значительно уменьшен. Были отпущены на Москву через Варшаву с государевыми каретами и лошадьми, а также с мулами и верблюдами, полученными в подарок от турецких послов, дворянин Владимир Борзов и подьячий Михайло Волков с подробным наказом, как беречь лошадей и верблюдов[1395]. И в Ольмюце и в Бреславле послу была оказана почетная встреча, к нему являлись с приветствием члены городского самоуправления и подносили подарки: в Ольмюце поднесли