подтверждены данные им привилегии, гарантирующие им свободу вероисповедания, занимаемую ими территорию, положение их патриарха, и к этой просьбе Возницын присоединял еще ходатайство об освобождении сербского деспота Георгия Бранковича, находившегося под караулом в Вене. Об этой приватной конференции Возницын на следующий день, 25 февраля, писал в Москву Л. К. Нарышкину в приведенном уже выше письме, в котором он сообщал, что брачные торжества и Масленица задержали ход дел. «А в 24 день имел я приватную конференцию с вице-канцлером Кауницем, говорил и домогался о исполнении (пополнении) титл его царского величества, то есть: Божиею милостию, великого, маестатис. Потом предложил о вольности и о уделе земли и о свободе веры сербскому патриарху и всему тому народу, также и о свободе деспота Георгия Бранковича, который за караулом в Вене… О чем о всем вице-канцлер хотел донести его цесарскому величеству и мне отповедь учинить»[1387]. Кауниц просил представить краткое письменное изложение этих просьб, и, когда это изложение было представлено, на него последовал письменный же и, разумеется, категорически отрицательный ответ по тем пунктам, которые касались титула и посольского церемониала — предметы, в которых габсбургский двор был особенно неуступчив. Австрийцы указывали, что титулом «величества» из всех всей вселенной королей украшается только римский император, который никому из королей такого титула не дает. Слова «Божиею милостию» и именование «великий государь» не в обычае прибавлять и к королевским титулам. Более мягким и благоприятным был ответ относительно сербов. Вольности и права сербов останутся ненарушимыми, с тем что и римские католики в Московском государстве будут пользоваться такими же вольностями. Ответ относительно Бранковича был уклончивый[1388].

14 марта состоялась торжественная прощальная аудиенция московскому послу у цесаря. Парадный выезд его во дворец, встреча в разных пунктах дворца при шествии в аудиенц-залу, обращенная к цесарю речь посла, приказание цесаря передать его поздравление царю, ответная речь, сказанная от имени цесаря вице-канцлером, проводы посла и возвращение его на посольский двор — все это совершалось в тех же формах, как и на предыдущей приемной аудиенции. После аудиенции послу на его двор было прислано угощение: «Стол цесарской был великому и полномочному послу на посольском дворе, подчивали великого и полномочного посла пристав его барон Кёниксакер, Лебеншталь, Паратин (Барати), комисар Яган фон-Гаренне, переводчик Адам Стилла». Угощение сопровождалось обычными тостами[1389]. На следующий день были присланы от двора посольству, в том числе и первым двум послам, подарки, заключавшиеся в серебряной посуде: Лефорту «скрынка (ящик), а в ней мелкие суды (сосуды), и иные надобья, 2 подсвешника великие, от земли стоящие, судок столовой большой и с подсвешники, лохань с рукомойником, два водоноса, коробка» — всего три пуда серебра; Ф. А. Головину — 2 пуда: «судно великое, что стеклянные суды или рюмки во время стола моют, два кувшина-водоносы, лохань, 6 подсвешников стенных»; Возницыну — 12 блюд, 12 тарелок, 2 солонки, 2 шандана — всего пуд. Дворянам второго посла, именно: сыну Федора Алексеевича Головина И. Ф. Головину и брату посла А. А. Головину, уехавшим в Берлин учиться, а также племяннику Лефорта — Петру Лефорту — в посуде по три фунта человеку, прочим дворянам, подьячим и священнику — по фунту, переводчикам — по два фунта. Не был забыт и остальной персонал посольства: толмачи, собольщик, сторож и конюший получили по 3/4 фунта, люди посольские и гайдуки — деньгами по 12 гульденов, люди дворянские и иных чинов — по 6 гульденов. «И великой и полномочной посол присланных с тем жалованьем дарил, а что кому дано, и то писано в расходных книгах»[1390].

LXI. Политические взгляды и советы Возницына

Приняв прощальные визиты: графа Эттингена, собиравшегося уезжать в Константинополь, куда он был назначен послом, и поправившегося от полученных при разбойничьем нападении ран графа Марсилия, который был назначен комиссаром по проведению границ с Турцией, и отпустив доктора Посникова для научных занятий в Амстердам, Возницын 16 марта выехал из Вены домой, сопровождаемый до границы приставленными к нему комиссаром и толмачом[1391].

Прежде чем последуем за ним в его пути от Вены, посвятим некоторое время рассмотрению его взглядов на внешние отношения России и ознакомлению с теми его политическими проектами и советами, с которыми он выступил перед Петром по окончании Карловицкого конгресса. Очевидно, совершившееся на его глазах, а что касалось России, совершенное при его ближайшем участии дело, во-первых, вызывало в нем потребность, оглядываясь назад, дать оценку тому, что произошло, а затем, предусматривая будущее, наметить дальнейшие шаги и посоветовать дальнейший образ действий. Его советы тем интереснее, что некоторые из них были осуществлены в действительности, потому ли, что они совпадали с намерениями Петра, или же потому, что они Петром были приняты во внимание, и он послушался их. Свои размышления о значении совершившегося и свои взгляды на будущее Возницын пространно изложил в трех документах: в записке к Л. К. Нарышкину и Ф. А. Головину, составленной при отъезде из Петервардейна и датированной днем отъезда, 24 января, и в двух шифрованных письмах к самому Петру — от 18 февраля из Вены и от 16 марта, при отъезде из этого города. Писания эти имеют то же значение, какое в наши дни имеют докладные записки, с которыми выступают современные нам дипломаты перед своими правительствами. Служа материалами для характеристики международных отношений в тот или другой момент, эти записки могут служить и для характеристики взглядов их авторов как дипломатов. Письма Возницына позволяют нам составить представление о нем как дипломате со стороны его теоретических взглядов, в то время как акты конгресса рисуют нам его как дипломата с практической стороны в его деятельности.

В этих докладных записках Возницын касается отношений России к трем ее соседям — шведам, полякам и туркам. Находясь еще в Петервардейне, он из присланных ему венских курантов почерпнул известие, что царь намеревается требовать от шведского короля Нарвы и прочих прибалтийских городов. Очевидно, молва о намерении Петра обратить оружие против Швеции начала уже обходить тогда Европу, и Возницын не может удержаться, чтобы не высказать своего взгляда по этому поводу. Мысль воевать со шведами и исторгнуть от них потерянное и «неправдою» ими «завладенное» встречает с его стороны полное одобрение; но для этого необходимы, во-первых, время, а затем безопасность со стороны турок, татар и в особенности поляков, которые, по мнению Возницына, «нам вяще всех народов враги и мыслят вся злая на нас и ждут времени». Эту тему о польской вражде к России Возницын затем развивает весьма подробно и