из них пришла в серьезный упадок. Замок, который должен был быть самой сильной частью оборонительных сооружений, "скорее давал врагу возможность войти в город, чем защищал его сам", — с горечью констатировал Тайный Совет в 1556 г.[1061].

В ноябре 1557 г. Генрих II принял решение о ликвидации английского анклава. Назначенный командующим Франсуа де Лоррен, герцог де Гиз, располагал прекрасными и свежими данными о состоянии оборонительных сооружений, которые он с успехом использовал. Десятилетия мира сделали гарнизон самодовольным. Несмотря на все более явные признаки наращивания военного присутствия на северо-западе Франции, ни лорд Уэнтуорт, командующий в Кале, ни Совет в Англии не предпринимали никаких действий, пока не стало слишком поздно. Французская армия появилась на высотах Сангат в канун нового года и начала комплексный штурм в день нового 1558 года. Уэнтворт, обеспокоенный проблемой снабжения города пресной водой, отказался открыть шлюзы на мосту Ньюэнхем до следующего дня. В результате французы смогли захватить форт в Ньюэнхем и снова закрыть шлюзы до того, как равнина была затоплена. Они захватили башню Рисбанк на молу, господствующую над входом в гавань, тем самым закрыв гавань для любых сил помощи из Англии и получив возможность расположить артиллерию прямо напротив самой слабой части крепости. Защитники обоих этих важнейших укреплений отошли в город, не сделав ни одного выстрела. Когда в ночь на 5 января французы взяли замок штурмом, город оказался в их власти. Гарнизон отказался сражаться, и 7 января лорд Уэнтворт капитулировал. Гин продержался еще две недели, прежде чем мятеж в гарнизоне заставил его капитана сдаться. Когда остальная часть анклава оказалась в руках французов, гарнизон Ама сдался и бежал во Фландрию. Потеря Кале стала серьезным ударом по престижу Англии и моральному состоянию ее народа. Выступая через год перед первым Парламентом Елизаветы I, лорд-хранитель заявил, что корона не понесла "большей потери в чести, силе и сокровищах, чем в результате потери этого места". Однако в то время Парламент воспринял эту новость с усталым безразличием. Возможно, более реалистично смотрящие на вещи, чем министры королевы, парламентарии, отреагировали на предложения вернуть Кале, заявив, что времена были плохие, затраты будут очень велики, и "если французы взяли Кале, то они ничего не отняли у англичан, а только вернули то, что им принадлежало"[1062].

От наследия Эдуарда III и Генриха V остался лишь титул Rex Franciae, который впервые был принят в качестве части королевского стиля Эдуардом III в 1340 году. Он превратился в пустую формулу, но оказался самым долговечным из актов Эдуарда III. Некоторое время английские претензии продолжали вызывать литературную и дипломатическую полемику. Людовик XI проявлял навязчивый интерес к этой проблеме. Трактат, который он заказал для поддержки французской позиции, вероятно, у ветерана дипломатии Гийома Кузино, стал одной из самых ранних книг, напечатанных во Франции, и регулярно переиздавался вплоть до середины XVI века. В Англии интерес к достоинствам этого утверждения был меньше, и прагматические причины позволяли считать его несбыточной мечтой. Когда Генрих VIII встретился с Франциском I на Поле Золотой Парчи поле в 1520 г., во время периода тесных отношений между двумя монархами, зачитывание статей договора, в которых фигурировал этот титул, вызвало шутливую перепалку. Генрих VIII заявил, что это "титул, данный мне, который не приносит никакой пользы"[1063].

Короли и королевы Англии продолжали называть себя королями и королевами Франции в своем официальном титуле еще почти три столетия, даже в договорах и дипломатической переписке с Францией. Вплоть до революционных войн конца XVIII века никто не придавал этому значения. Во время неудачных мирных переговоров между Великобританией и Францией в 1797 году республиканское правительство Франции настаивало на прекращении этой практики. Напрасно британский полномочный представитель лорд Мальмсбери отвечал, что этот титул ничего не значит и что ни один из бывших королей Франции не возражал против него. Французские делегаты настаивали на том, что его использование оскорбительно для республиканского режима, упразднившего монархию. Докладывая о ходе переговоров в Палате Общин, Уильям Питт неосознанно повторил слова Генриха VIII, сказанные им в 1520 году. По его словам, титул — это "всего лишь безобидное перо". Однако и сейчас не все с этим были согласны. Один из членов Палаты поднялся, чтобы напомнить о славных деяниях своих предков, о великих победах Эдуарда III и о договоре, который он смог навязать Франции в Бретиньи на пике своего могущества:

Ни одно древнее достоинство, которое на протяжении стольких веков украшало английскую корону, не должно было рассматриваться как незначительное и несущественное украшение. Оно было неразрывно связано с честью нации. Если мы допустим, что это перо будет выщипано, я опасаюсь, что за ним вскоре последуют три других перья, тесно связанные с короной и завоеванные в тех же славных войнах, в которых мы впервые заявили о притязаниях наших монархов на это безобидное перо; корона и сам трон едва ли будут в безопасности. Великая нация никогда не должна быть опозорена[1064].

Но Георг III, например, не был убежден в этом. Когда в 1801 г. Акт об унии с Ирландией предоставил ему возможность изменить свой королевский титул, он воспользовался ей и отказался от короны Франции в своем титуле и от геральдических лилий в своем гербе. В условиях, когда Наполеон находился у власти во Франции, а Людовик XVIII жил в изгнании в Англии, эти символы древней войны стали неудобными.

Глава XV.

Расплата

В начале 1490-х гг. циничный реалист Филипп де Коммин, практикующий дипломат и советник королей и принцев, писал, что

Бог никогда не создавал человека или зверя, не создав его противоположности, чтобы держать его начеку и не дать ему возвыситься над собой… Так, Французскому королевству он дал англичан, а англичанам — шотландцев[1065].

Полтора столетия войны подчеркнули старые различия и породили новые. Война оставила Англию практически невредимой, но нанесла Франции серьезный материальный ущерб, на восстановление которого ушли долгие годы. Война способствовала развитию национального антагонизма, который со временем угас, и самосознания, которое сохранялось. Пока длилась война, она сохраняла автономию Шотландии и феодальных уделов Франции, которые, возможно, были бы уничтожены раньше, если бы не война. Война сформировала институты Англии и Франции таким образом, что оказала влияние на большую часть их последующей истории.

Англия на момент начала войны в 1330-х годах уже была самым централизованным государством Европы. Власть короля распространялась на все королевство. Его двор проникал практически повсюду. Парламент представлял каждую часть Англии. Война сделала государство ближе к каждому его жителю. Растущее преобладание лучников означало, что английские армии набирались из самых разных социальных слоев