же день и Куликов: – Поздравляю. Наконец-то справедливость восторжествовала. И далее сказал много теплых, хороших слов – не формально, а искренне. Я тоже был искренне ему благодарен и за генерала, и за академию. Но должен заметить, что в наше время командир дивизии мог получить генерала, хорошо проявив себя в течение не менее двух-трех лет. И все-таки, если бы командарм не представил меня к званию, хоть я формально под этот установленный порядок и подходил, то мне, конечно, еще пришлось бы ходить в полковниках и год, и два. Итак, я слушатель Военной академии Генерального штаба. По установленному порядку я должен был уйти в отпуск и отдыхать весь август, а 25 августа 1965 года прибыть в академию. Но мы с Куликовым договорились, что ни в какой отпуск я не иду (надо же и совесть иметь: получил генерала, зачислен в академию – да еще и в отпуск?!), а занимаюсь дивизией, готовлю все к передаче, 25-го выезжаю в Москву, 26-го являюсь в академию. Сборы, как всегда, были недолгими. Но прощания – душевными и теплыми. В установленное время я прибыл в академию. Мне выделили на семью из четырех человек трехкомнатную квартиру в академическом общежитии на проспекте Вернадского, дом 25. И хоть комнатки были небольшие, но они полностью обеспечивали наши потребности. Мы даже могли принимать гостей на несколько суток. Кстати, у нас останавливался и командарм Виктор Георгиевич Куликов со своей супругой Марией Максимовной. В первый же день мы приступили к приведению квартиры в порядок. Провели разведку в отношении школы для ребят, познакомились с соседями. Вдруг через два дня вызывают в академию. Прихожу – мне вручают телеграмму следующего содержания:

«Генерал-майору Варенникову срочно прибыть к командующему войсками округа генералу армии Казакову тчк Белецкий».

Мои попытки навести справки – что случилось, к чему мне готовиться, какие взять документы и т. д. – были бесплодны. В этот же день, 29 августа вечером, выезжаю поездом «Красная стрела» и утром 30-го прибываю в штаб округа. Иду прямо в приемную командующего в надежде, что смогу предварительно разобраться в обстановке. А вдруг он поломал все с моей учебой? Это был бы тяжелый вариант, но если это произойдет, рассуждал я, то буду проситься на свою родную дивизию. Все-таки столько труда вложено, да и дела идут неплохо.

Прихожу в приемную – все знакомые лица. Не успел я открыть рот и спросить, что происходит, как порученец говорит: «Командующий ожидает вас, заходите». Я пытаюсь все-таки уточнить, а мне в ответ: «Там все узнаете» – и открывает мне дверь. Я собрался и шагнул через порог – была не была!

– Товарищ командующий, генерал-майор Варенников по вашему приказанию прибыл.

Я не стал говорить: «Слушатель Военной академии Генерального штаба», чтобы этим не раздражать Казакова. Он же был против моей учебы. Мало того, меня фактически зачислили слушателем против его воли.

Кабинет командующего был небольшой, но очень уютный, с шикарной лепкой и росписями. Посередине комнаты стоял длинный стол для заседаний, а в конце поперек – письменный стол командующего. Он сидел под большим красивым сводом арочного типа. Сам выглядел весьма эффектно: сверкающий, переходящий в большую лысину лоб, розовое лицо и буквально красные щеки, небольшие, но выразительные глаза, пушистые свисающие вниз усы, нарядный китель с планками многих наград. Словом, Казаков – во всей своей красе, на голубом фоне стены и под сводом – был как святой с ореолом.

«Ну, что мне выдаст этот святой пророк на сей раз?» – подумал я после доклада о прибытии. Доложил и застыл у двери (на всякий случай). Командующий не торопясь, довольно легко поднялся и степенно подошел ко мне, улыбаясь в усы и на ходу говоря: «Здравствуйте, товарищ Воренников, здравствуйте».

Чувствуя «мирную» обстановку, я тоже сделал несколько шагов к нему навстречу. Казаков поздоровался за руку, усадил меня ближе к письменному столу, а сам вернулся на свое место. И, окая, конечно, начал издалека: «Как вы одоптировались в окодемии? Кто из наших в вашей группе? Как устроились с жильем? Забрали ли вы семью? А кому передали дивизию?»

Я охотно и подробно отвечал на все вопросы, чувствуя в них добрую основу, отсутствие какой-нибудь опасности. И, не скрою, удивлялся столь необычной разговорчивости Казакова. Затем его вопросы сменились пространной тирадой. Он говорил, что я хорошо командовал дивизией, что дивизия по ряду причин была «серой», а я ее поднял и она стала лучшей, что я способный командир и т. п. В общем, продолжал в этом духе несколько минут. Видимо, во время его речи я выглядел не лучшим образом, потому что он вдруг спрашивает:

– Вы что так удивленно на меня смотрите? Я говорю так, как оно есть. Не преувеличиваю. И кумандующий (Казаков в словах «командир» и «командующий» букву «о» заменял в разговоре на «у») подписал приказ, где объявляет вам благодарность и награждает чосами. Поздравляю вас.

Я встаю.

– Служу Советскому Союзу! – как всегда громко, ответил. И, вконец ошалевший, во все глаза смотрел на Казакова. Он никогда и нигде не говорил много. И тем более был очень скуп на поощрения и похвалу, особенно в такой форме. Что это с ним происходит?

Командующий вручил мне красивую сафьяновую малинового цвета папку, где был приказ, а также коробочку с часами. Сказал на прощание: «Спасибо. Желаю вам хорошей службы! До свидания». Я ушел, но еще долго сидел в приемной, приходя в себя. Ребята посмеивались: «Вот видите, как все хорошо».

До отхода поезда у меня был весь день. Я обошел всех своих друзей и товарищей. Зашел, конечно, и к начальнику штаба округа генерал-лейтенанту Ивану Ильичу Белецкому, который давал мне телеграмму. Это был весьма общительный, умный и деловой человек. Он был рожден для штаба: всегда все знал, все помнил, все связывал, своевременно и толково отдавал распоряжения, был всегда надежной и верной опорой командующего. Я все ему рассказал. Иван Ильич на мое удивление, чем вызвано такое высказывание командующего, ответил однозначно: «Он сам уже сожалел, что противился вашей поездке в академию и тем более что вы уехали так незаметно. Михаил Ильич чувствительный человек, поэтому этим шагом решил все поправить».

Конечно, мне все это импонировало. В Москву вернулся в приподнятом настроении. И сразу с «корабля на бал» – с поезда в академию, где утром 31 августа провели последнее организационное совещание, познакомились в группах, изучили все академические системы, а 1 сентября началась учеба.

Глава 5

Новые горизонты

Годы в академии