Когда многократно превосходящая в скорости пулю семисоткилограммовая 5Я26 наконец-то достигает указанной точки встречи и бабахает, о вреде фреона следует забыть начисто. Десять килотонн арзамасского качества, к тому же не в космосе, а в атмосфере Земли, на высотах от пяти до тридцати километров, справляются с созданием «озоновых дыр» куда как эффективнее.

Несмотря на все скоростные показатели, стартовые шахты – крышки с которых отстреливаются за полсекунды – успевают выплюнуть в небо всего шесть ПРС-1. Первая тройка успевает сработать почти на своих предельных высотах, так что ущерб строениям и степным просторам внизу относительно небольшой, а вот вторая тройка рвет заряды уже в десяти и восьми тысячах метров над Донетчиной. Тут уже без звука обойтись не получается. Ударная волна слышна не только в соседних областях Украинской Советской Социалистической Республики, а даже в РСФСР. А видны космические подрывы и на гораздо большем расстоянии.

Впрочем, соседним областям и братским республикам некогда отвлекаться на Донбасс – у них своих проблем выше крыши. Там, над их крышами, ведь тоже бабахает. И еще как!

Вокруг уже не первый день происходила какая-то мельтешня. Может, в связи с ней, или просто, чтобы не путался под ногами, Панину запретили покидать жилище-камеру в относительно свободном режиме, ввели «почасовку» на выходы.

– Переезжаем, что ли? – наконец не выдержал Панин.

Спросил он у своего сторожа – Дениса Константиновича. Именовать его охранником, или даже караульным, язык не поворачивался. Если бы захотел, Панин мог бы лишить его сознания в доли секунды. Ну, учитывая запиравшуюся снаружи разделяющую их дверь с окошком для подачи пищи, за несколько секунд; допустим, в момент передачи этой самой пищи.

– Откуда мне знать, Роман Владимирович, – отозвался Константиныч, отрываясь от газеты.

– Ну, вы ж газеты читаете, должны, значит, быть в курсе всего, – сказал Панин.

Константиныч, по всей видимости, состоял в охране исследовательского института много-много лет. Работка непыльная, стаж капает, люди вокруг все больше вежливые, ученые. За счет общения с ними он как бы становился соучастником научно-технического прогресса, и неважно, что он не особо понимал, чем занимался этот самый институт. Выслуга себе тикала и натикивала, в устойчивом далеке Константинычу светила обусловленная законом пенсия. Тогда, наверное, доминошная «рыба» и шахматные маты с шахами на лавочке у подъезда будут не только по выходным. В общем, в самом сердце Советского Союза – в городе-герое Москве – жить было неплохо. Понятное дело, всем мужчинам исключительно после армии, в которой, правда, вполне так запросто могло и убить-покалечить. А как иначе? Город-герой Москву, возле которого никогда в истории не стояли фашистские полчища, как и всю страну, прикрывали от агрессивных заморских империалистов оборонительные рубежи. Вот на этих-то рубежах, расположенных где-то в дальних, не европейских далях, и следовало нести срочную, а часто и сверхсрочную службу настоящим советским мужчинам. И уж понятно, Денис Константинович никогда бы не попал в сторожа секретного института, если бы когда-то и где-то не отдал стране долг на отлично.

– Наверное, эвакуируемся? – спросил Панин во внезапном озарении.

Когдатошний ветеран Красной армии или ВМФ Константиныч остался сидеть, как сидел, но рука с газетой почему-то дернулась. После паузы он с кривоватой ухмылочкой повернулся к Панину:

– Что вы мелете, Роман Владимирович? Мы ж с вами не где-нибудь, а в сердце СССР.

– Вот потому и… – серьезно сказал Панин.

Он сел не в свое простое кресло, а на заправленную кровать.

«Значит, эвакуируемся… Ну, дык, хорошо ж! Значит, мне все-таки поверили. Что-то там где-то зашевелилось. У них ведь тут не штаб какой-нибудь, и если и НИИ перевозят, то уж все важное давно перевезли».

Он вскочил, заходил по комнате. Пододвинулся к незапертому «окошку-питателю»:

– Слышь, Константиныч, мне б погулять чуток, ноги размять. Будь сапиенсом, а?

– Не-а, не буду ни сапиенсом, ни даже хомо, – сказал просветившийся за долгие вахты с газетами и учеными сторож. – Не велено, дорогой. В положенное время. – Он бросил взгляд на висящие на стене круглые часы. – Скоро уже, по распорядку. Потерпите, Роман Владимирович.

– Ладно, – махнул рукой Панин. – А вот, скажите, пожалуйста, Константиныч, мою Аврору тоже перевезут или…

– Откуда ж я знаю про твою дивчину, Владимирович? Она ж в другом корпусе содержи… живет-поживает.

– Ну, я на всякий случай, Константиныч. Вы тут давно работаете, человек уважаемый. Если чего узнаете, мне хоть мигните, ладно?

– Не подхалимничай, Роман Владимирович. У нас такое не принято. Ни подхалимаж, ни взяточничество, ни…

– Да чем же я вам взятку-то дам, Константиныч?! – просто-таки натурально возмутился Панин. – Я ж гол как сокол. Мне ж даже положенную всем гражданам зарплату, и ту не дают. Обижает меня НАША советская власть.

– За что ж тебе зарплату, товарищ Панин? Ты ж не работаешь ни фига.

Этому «ни фига», сопутствующим «ни фига себе» и прочему Константиныч научился от Панина. А насчет осторожного подтрунивания над житием в СССР у них с этим сторожем давно уж выработалась такая вот своеобразная словесная игра. Любому человеку, что в этом, что в другом мире, надо с кем-то общаться. Иначе можно попросту чокнуться. Вот Панин и общался, с кем мог. С Авророй этого не давали делать уже давно.

Все же не распыляемся. Отслеживаем события последовательно, локализуя во времени и пространстве.

Кто-то загибающий пальцы скажет: значит, десять боевых блоков МХ – это на одной стороне поля. Зато шесть подрывов антиракет средней дальности по пятьдесят килотонн, да еще шесть ближнего перехвата по десять, итого двенадцать. Вроде так и ничего, правда?

Нет, неправда! МХ «Пискипер» самая сложная цель. Для «Азова» это несколько чересчур. На самом пределе возможностей, да и то, если очень и очень повезет. МХ – ракета тяжелая, она тащит с собой кучу ложных целей. И не только легких. В конце концов, надувные шары сгорают при столкновении с атмосферой в тысячу раз быстрее спички. Но «Пискипер» разбрасывает еще и тяжелые имитаторы. Эти горят в атмосфере дольше, тут требуется особая радиолокационная экспертиза, с отслеживанием и анализом следа. Да и вообще, только два подрыва на цель дают полную уверенность в уничтожении. И значит, дюжина никак не уравновешивает десятку, да? И тогда… Ну, там, Донецк-Сталино или какой-то из пригородов уже складывается доминошками многоэтажек по радиусу от подорванных на запланированной высоте шестисот килотонн?

Утрите слезу. Слава богу… то есть, советским ракетным гениям и необрюзгшим маршалам, в деле не просто отдельный «Азов», а узел из двух огневых дивизионов С-225, управляемый общим командно-вычислительным комплексом – КВПУ. Так что наличествует перекрытие до определенного теорией уровня. Да, следование теории обходится в серию дополнительных взрывов над Донецко-Сталинской, Харьковской и Ворошиловградской областями. Вздохнем, соболезнуя – это действительно так. Серьезный рост заболеваний лейкемией в ближайшие годы в данных областях СССР обеспечен, а некоторые участки вообще следует оцепить колючей проволокой и охранять с собаками от вторжения людей. Но взрывы в космосе, к тому же относительно слабые, и несколько более страшных атмосферных, все же лучше, чем точное попадание полумегатонных чудовищ. А харьковские окрестности? Они простят, ибо для их собственного спасения родимая харьковская противоракетная оборона работает над Белгородской, Курской и даже Орловской областями Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.