Но вожди никогда не становились богами. На самом деле их могли низложить, или «снять с трона» по требованию народа. Так зарождался демократический процесс.

Британцы, которые вначале ослабили местных правителей, стали поддерживали их. Никто не делал этого более рьяно, чем самый популярный губернатор периода между двух мировых войн, сэр Гордон Хаггисберг. Он был высоким и худым, походил одновременно на библейского патриарха, инженера и командира бойскаутов.

Губернатор намеревался вести население Золотого Берега по широкой дороге к прогрессу. Под его руководством они должны были продвигаться вперед «мягко и постепенно, перебираясь через Хребты Трудностей и обходя Болота Сомнений и Предрассудков, к далеким Городам Обещания — Городам Окончательного Развития, Богатства и Счастья»[2901].

Хаггисберг получал больше вдохновения от Баден-Пауэлла, чем от Беньона. Он начал профессиональную подготовку, а заодно и добился практических улучшений. Губернатор построил глубоководную гавань в Такоради, и это был большой шаг вперед для страны, которая полагалась на прибойные шлюпки. Он же основал колледж для подготовки учителей в Ачимоте, завершил строительство больницы в Корле-Бу, расширил сеть шоссейных и железных дорог.

Хаггисберг был евреем, которого белые враги называли «другом ниггеров»[2902]. Он верил в продвижение африканцев на ответственные посты. Но губернатор последовал за Лагардом, предпочитая умудренных опытом старых вождей, а не толковых молодых людей или так называемых «мальчиков с веранды» — бедных юношей, которые спали на верандах городских богачей. Хаггисберг признавал, что является сторонником «бабушкиной администрации», и говорил: «Ее цель — не дать ребенку бегать, пока он не научился ходить»[2903].

Это клише вызывало гнев и распаляло образованных африканцев. Все большее местных жителей рассматривало колониальное правление в качестве благопристойного фасада, едва ли скрывающего гниль угнетения и притеснения. Типичной в этом смысле была Аккра, где «огромные, вульгарно показные правительственные здания, с балюстрадами, фронтонами и каменными показными украшениями»[2904] затеняли муравейник бетонных коробок с крышами из рифленого железа, хижины с соломенными крышами и глинобитные домики, стоявшие среди колдобин и развалин. Несмотря на всю европейскую архитектурную пышность и размах, там не имелось современной системы канализации. Трущобы чернокожих вокруг форта Усшер перемежались открытыми сточными канавами, которыми пользовались свиньи и собаки. В бунгало белых в Викториабурге имелись баки со стоячей водой, песчаная почва вокруг сильно загрязнялась. Рабочие, выделенные городским советом (танкас) собирали загрязненную испражнениями почву, после чего ее на поездах перевозили к морю. К отчаянию сэра Алана Бёрнса, который стал губернатором в 1941 г., в его собственном штабе, замке Кристиансбург, имелись только «ночные горшки».

Губернатор быстро установил ватерклозеты, и это стало одной из многих модификаций укрепленного торгового поста, построенного голландцами в XVII веке из камней, доставленных с родины в качестве балласта на рабовладельческих кораблях. Кристиансбург часто менял владельцев, время от времени страдал от землетрясений и даже короткое время служил сумасшедшим домом. Теперь он состоял из группы белых деревянных зданий, расположенных на массивной вершине горы, окруженной крепостным валом, усыпанным ржавыми пушками, где зимородки вили гнезда. Предполагалось, что там живут привидения.

В этом месте было постоянно влажно, поскольку долетали брызги от огромных волн с Атлантики. Кроме строительства птичьего двора тучный, но деятельный Берне сделал мало улучшений. Он ранее работал секретарем и у Лагарда, и у сэра Хью Клиффорда, и ни в коей мере не считался твердым поборником прогресса. Например, этот чиновник терпеть не мог неудачное пристрастие африканцев к европейским танцам, особенно — к «джиттербаг», известному, как «Веселая жизнь»[2905].

Бёрнсу приходилось справляться с большим количеством волнений и беспорядков среди рабочих в период войны, однако он заметил националистический дух за рубежом. Губернатор отреагировал на это, одновременно пытаясь сохранить инициативу. «Секрет хорошей администрации заключается в том, что всегда нужно быть на один шаг впереди народа, — говорил он. — Дайте им то, что они хотят, но до того, как они поймут, что именно хотят»[2906]. Поэтому Берне убедил осторожное Министерство по делам колоний, все еще «уверенное, что мы располагаем неограниченным временем для работы в Африке»[2907], продвигать аборигенов Золотого Берега в местные и центральную администрации. И в 1946 г. он обеспечил новую конституцию, позволившую выбрать восемнадцать членов его Законодательного совета из тридцати человек. (Правда, большинство этих новых депутатов выбирались не напрямую, а назначались вождями).

У губернатора оставалось достаточно резервной власти. Однако африканцы теперь оказались в большинстве, они сделали значительный шаг к самоуправлению. Берне надеялся предупредить проблемы, которые может создать образованная элита. Он признавал: «Они менее сговорчивы, менее охотно соглашаются на наши предложения, менее дружелюбны и в меньшей мере хотят считать нас суперменами»[2908].

«Люди на самом деле счастливы, — хвастался Берне. — Они счастливы и удовлетворены новой конституцией»[2909]. Он рассматривал ее в качестве результата своего напряженного труда. Конечно, Министерство по делам колоний продолжит «показательную работу строительства нации»[2910]. Африканцев будут постепенно обучать, чтобы они могли заполнить государственные должности. Белые администраторы во все большей и большей степени станут играть роль советников, а не исполнителей. Но это будет существенная и трудная роль.

Цитируя Гиббона, Берне сравнивал британцев с римским чиновником, честность и неподкупность которого гарантировалась исключением его из провинций, где «он имел интересы или какие-то привязанности».

Золотой Берег не мог легко отделаться от диктаторства. В 1947 г., вернувшись в Лондон, Берне отверг предположения, что «наша империя идет к концу, а колонии хотят жить сами по себе»[2911]. Но ложность этого заявления показали растущие беспорядки на Золотом Берегу. Причин было много, в основном, инфляция, высокие цены на продукты питания, обязательная вырубка деревьев какао при появлении набухших пораженных участков в целях контроля за распространением болезни, безработица среди семидесяти тысяч демобилизованных. Более того, интеллигенция опасалась, что новая конституция станет препятствием, а не мостом к независимости.