На Украине процесс обретения самостоятельности, как отмечал Милюков, «шел более бурно как ввиду темперамента населения, так и ввиду отсутствия «непрерывности» права, ввиду полной невозможности опираться на правовую традицию, доказываемую практикой учреждений и основными актами государственного права»[2419]. Большевизация вполне органично сочеталась с украинизацией. Еще 9 августа в Центральную Раду вступили большевики, выпустившие по этому поводу специальную декларацию: «Не путем национального единения с буржуазией, а путем классовой борьбы, не путем национального союза, а путем интернационального братства пролетариев смогут трудящиеся добиться своего освобождения… Мы будем самым решительным образом бороться против великорусского империализма, который проявляется в лице контрреволюционного правительства»[2420]. Впрочем, темпы большевизации Украины отставали и от скорости и национализации, и большевизации в других частях страны. К октябрю большевистские организации на Украине насчитывали 42 тысячи человек, из них 22 тысячи — в Екатеринославской губернии, которая включала в себя и Донбасс[2421]. Даже в таких промышленных центрах, как Харьков, Екатеринослав, Одесса и Николаев, большевики не имели большинства в Советах.

Между тем, помимо установления налогов в собственную казну, Центральная рада занялась сносом памятников русским царям, на месте которых планировалось воздвигать монументы Мазепе, Грушевскому и другим национальным героям. Делопроизводство переводилось на украинский язык, что создавало большие проблемы для чиновников. Генеральный секретариат Рады во главе с Винниченко приступил к массовому увольнению с госслужбы лиц «неправильной национальности». «Для идеологической работы в губернии и уезды направлялись украинские комиссары и инструкторы-агитаторы»[2422].

С 8 по 14 сентября в Киеве в торжественной обстановке прошел Съезд народов России. Из основных национальностей не приехали только поляки и финны, уже считавшие себя независимыми. В итоге на Съезд прибыли около 100 делегатов (из них голоса 86 были признаны действительными) от эстонцев, латышей, литовцев, евреев, белорусов, украинцев, молдаван, грузин, крымских татар, закавказских тюрков, бурят, киргизов, также представители ряда мусульманских военных комитетов. Армяне, якуты, башкиры, калмыки, горцы Кавказа и Дагестана прислали приветствия и заранее присоединились к любым решениям съезда. Были и представители Союза казачьих войск. «Само собой разумеется, что представлены были лишь определенные политические течения среди всех этих народностей, и представлены зачастую довольно случайно, — писал Милюков. — Характерно, что правительство, или, лучше сказать, Керенский (это было при «Директории»), отнесся к Съезду положительно и послал на него своего делегата, М. А. Славинского, тогда еще умеренного украинца и сотрудника «Вестника Европы». Участники Съезда дружно выступили за преобразование России в демократическую федеративную республику, продекларировали право каждого народа на «национальную автономию» и на созыв «национального Учредительного собрания», ответственного за создание «органа национальной автономии»[2423].

На Демократическом совещании представитель Рады Величко потребовал добавить «в компетенцию Генерального секретариата Екатеринославскую, Херсонскую, Харьковскую и Таврическую губернии (включая Крым), установив для более точного размежевания принцип референдума»[2424]. После Совещания, где украинские представители встретили, как им показалось, холодный прием, автономистские настроения усилились. Украинский войсковой комитет признал себя высшей военной властью, что привело 20 сентября к отставке Оверучева с поста командующего Киевским округом. Он заявил, что украинские части «не желают исполнять моих приказов без согласия на то Генерального комитета, и я бессилен заставить исполнять таковые, ибо всякие действия, направленные для принуждения к выполнению приказов, трактуются как покушение на национальную свободу»[2425].

Генеральный секретариат 24 сентября односторонним актом заявил о вступлении в управление краем. Правительство этого не оценило, минюст получил указание готовить против Центральной рады судебный процесс с обвинением ее в государственной измене. На подготовку обвинительного заключения уйдет почти месяц, за который произойдет многое. В начале октября в Чигирине прошел съезд «вольного украинского казачества», избравший своим атаманом генерала Скоропадского.

Осенью в процессе украинизации находились 10 дивизий Юго-Западного фронта, в тыловых гарнизонах были украинизированы многие запасные полки[2426]. Вслед за армией пришла очередь флота. 12 сентября в Севастополе был объявлен приказ Керенского об украинизации «Светланы». Тут же Украинский воинский комитет решил украинизировать весь Черноморский флот, который украсился желто-голубыми флагами и выбросил сигнал: «Хай живе вильна Украина».

Только 16 октября Временное правительство по докладу Коновалова решило принять необходимые меры. Малянтович предложил прокурору Киевской судебной палаты произвести строжайшее расследование о действиях Рады и Секретариата как органа государственной власти, члены которого назначаются Временным правительством». Вердеревский отправил Центральной раде телеграмму, в которой заявлял, что «поднятие другого флага, кроме военного, на судах Черноморского флота, который является флотом Российской республики и содержится на средства Государственного казначейства, является недостойным актом сепаратизма». Правительство пригласило телеграммой Винниченко и его коллег прибыть в Петроград для выяснения позиции Рады в вопросе об Учредительном собрании. Пока же решено было не посылать секретариату очередной кредит. Лидеры Рады временно сыграли отбой. Винниченко обнародовал заявление, что «суверенность Учредительного собрания вовсе не предрешает проявления воли украинской демократии в сторону отделения от России и независимости»[2427].

Тем не менее Малянтович 21 октября приказал киевскому прокурору привлечь к ответственности руководство Генерального секретариата и Малой Рады по обвинению в госизмене. Но реализовать его уже не представлялось возможным. 22 октября начальник киевской уездной милиции доносил: «Появление где-либо милиции для производства дознания вызывает такой отпор, что милиция с драгунами должна ретироваться, видя перед собой тысячную толпу, среди которой отпускные солдаты с револьверами и винтовками»[2428].