ее словам, к концу первого лета в Нью-Йорке она, вернувшись после недели, проведенной в деревне с подругой Грейс, обнаружила совершенно пустую квартиру, где не осталось вообще ничего, кроме ее личных вещей. На каком-то этапе случился развод, и ей были назначены алименты в размере ста пятидесяти долларов в месяц.

– Он платит очень аккуратно, – сказала она. – А если задерживает выплаты, то не больше чем на четыре дня.

Как-то раз ты засиделся у нее в комнате до позднего вечера. Миллисент устроилась на диване у стены, подложив под спину две тощие подушки, ты сидел на шатком плетеном стуле.

– В конце недели я, возможно, уеду в Адирондак, – сообщил ты. – Моя жена удивляется, почему я до сих пор торчу в этой плавильной печи. Я не говорил ей, что встретил старого друга своих студенческих лет.

– Надолго уезжаешь?

– Возможно, до конца лета. Обычно я возвращаюсь только ко Дню труда. Может, позже.

– Твоя жена очень богатая?

– Да, – кивнул ты. – Я зарабатываю намного больше, чем рассчитывал. Но по сравнению с ней я просто нищий. Когда я вспоминаю, как экономил на сигаретах, чтобы купить тебе конфет…

– Я по-прежнему люблю шоколад, – сказала Миллисент.

– Придется принести тебе конфет в память о прежних временах. Полную корзину, чтобы не ударить в грязь лицом.

Она молчала. Ты посмотрел на нее и поймал на себе взгляд ее неподвижных глаз, упорный, сосредоточенный.

– Иди сюда, – тихим, безжизненным голосом сказала она, не двигаясь и, казалось, даже не шевеля губами.

Ты тотчас же встал с места, хотя и без спешки, и присел возле нее на край дивана.

В ту первую ночь ты задержался там ненадолго. Придя в себя, ты понял, что она гладит тебя по голове и говорит:

– Уже поздно. Думаю, тебе лучше уйти.

Ты позвонил ей на следующий день. К сожалению, она не может увидеться с тобой вечером, у нее уже назначена встреча. Тогда, может, завтра? Нет, ей очень жаль.

– Возможно, в пятницу, – сказала она.

В пятницу вечером пошел дождь и слегка похолодало. Поэтому ты отказался от запланированной поездки за город и вместо этого повел Миллисент в театр. Из театра вы отправились в ее квартиру на Двадцать второй улице. Ты решил, что не станешь входить, но все же вошел. В два часа ночи ты все еще был там и, откинувшись на одну из ее тощих подушек, курил сигарету.

– На днях я купил автомобиль, – сказал ты. – Его доставят завтра утром. Думаю, нам будет приятно уезжать из города душными вечерами.

Она поглощала принесенный тобой шоколад, как всегда, методично, словно некий автомат, предназначенный для уничтожения.

– Автомобиль небось стоил кучу денег, – заметила она. – Не понимаю, почему мы не можем взять одну из машин твоей жены.

Ты в очередной раз объяснил, каких рисков должен избегать человек твоего положения.

– Я не могу уезжать на всю ночь, – заявила она. – А иначе если мистер Грин об этом узнает…

Тебя радовало, что забота об алиментах заставляла Миллисент соблюдать осторожность, хотя предпочел бы, чтобы она перестала называть бывшего мужа мистером Грином.

– Конечно, об этом и речи нет, – согласился ты. – Я хотел сказать, мы могли бы поехать поужинать за город или, может, на пикник в лесу.

– Будет очень мило поехать с тобой в лес. Прошлым летом я часто ездила на Лонг-Айленд с мистером Гоуэном. А у мистера Пефта была лодка на Гудзоне… Мы виделись два года назад.

– Я смотрю, у тебя много знакомых мужчин. Да?

– А что, тебе интересно? – хихикнула она.

– Чем занимается мистер Гоуэн?

– Управляет такси. Нет он не сам их водит… У него тридцать семь такси… такие коричневые, с маленькой птичкой на двери.

– Очень странно.

– Почему?

– Да так, ерунда. Только он не похож на человека, владеющего целым автопарком.

– Откуда тебе знать, как он выглядит? Ты ведь его никогда не видел.

– Конечно видел. Тогда, в театре.

Она повернула голову. Ты почувствовал, как ее подбородок потерся о твои волосы. Потом она наклонилась и, легонько куснув тебя за ухо, шепнула:

– Это был не он.

– А тогда кто?

– Мистер Грин, – хихикнула она.

Ее муж! Ну конечно нет. Ты сдался, раздраженный ее инфантильной манерой напускать туману.

Спустя примерно неделю после того, как вы пару раз выезжали на твоем родстере, ты наконец собрался с духом поговорить с ней насчет ее одежды. Ты не был уверен, как она к этому отнесется, и не совсем понимал, во что ввязывался.

– Я никогда не обращала особого внимания на тряпки, – равнодушно сказала она. – Даже если бы у меня были деньги, с этим одна лишь морока.

Уже позже, когда ты дал ей денег на нижнее белье и ночные рубашки, она честно отдала тебе сдачу вместе с аккуратно сложенными чеками и этикетками с ценой. Она всегда была щепетильна в том, что касалось денег, возможно потому, что они ее нимало не интересовали. Тебе следовало бы все понять еще тогда, когда она наплела небылиц насчет Дика, хотя, конечно, это немного разные вещи. С алиментами та же история. Если уж Миллисент хотела что-то скрыть, то добиться правды было невозможно. Ты до сих пор не знал, действительно ли она получала алименты от бывшего мужа, да и вообще была ли она когда-либо замужем.

Первое подозрение закралось у тебя в тот день, когда во время посещения поместья Брайарклифф ты предложил ей совершить настоящую поездку, например в Центральную Пенсильванию, где ты не рисковал столкнуться с кем-нибудь из знакомых. Когда ты спросил об этом Миллисент, она явно не выглядела обеспокоенной.

– Но еще совсем недавно ты боялась даже на одну ночь уехать из дома, – напомнил я.

– Да. Ну… сейчас это не имеет значения.

– Мы можем остаться там на неделю, или на две, или на месяц. Как пожелаешь. Что скажешь?

– Думаю, будет очень мило.

Хорошо. Этот вопрос решен. Ты смотрел с возвышенности на бескрайние леса и луга, за которыми сверкала на солнце синяя лента Гудзона, и удивлялся, какого черта ты вытворяешь.

Ты и сейчас, в эту самую минуту, продолжал удивляться.

Глава 13

Еще одна-две ступеньки, и его глаза окажутся на уровне верхней лестничной площадки, а тогда он сможет увидеть, пробивается ли из-под двери луч света.

Он убрал правую руку с перил и сунул ее в карман пальто, снова сжав рукоятку револьвера, а левой рукой, в которой держал ключ, оперся о стену. Но когда он поднялся на следующую ступеньку, рука случайно задела вбитый в стенку гвоздь. Он судорожно отдернул ее и выронил ключ;