Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цзя Лянь с беспокойством подумал: «Конечно, он не уйдет, пока не получит денег…»
Внимательно приглядевшись к хэшану, Цзя Чжэн подумал, что никогда не видел его прежде, поэтому засыпал его вопросами:
– Где вы взяли эту драгоценность? Как зовут уважаемого наставника? Почему мой сын сразу ожил, как только вы подошли к нему?
– Не знаю, – с легкой улыбкой отвечал монах. – Дайте мне десять тысяч лян серебра, и поскорее покончим с этим!
Грубость и заносчивость монаха возмутили Цзя Чжэна, но он сдержался.
– Деньги сейчас будут, – только и произнес он.
– Поскорее! – требовал монах. – Мне надо уходить!
– Прошу вас, почтеннейший, посидите, – попросил Цзя Чжэн, – позвольте мне взглянуть на сына!
– Идите, только не задерживайтесь!
Цзя Чжэн прошел во внутренние покои и молча приблизился к кану. При появлении отца Бао-юй хотел встать, но не мог, так как был слишком слаб.
– Лежи, не двигайся! – бросившись к сыну, наказала госпожа Ван.
– Яшма снова у меня, – с улыбкой произнес Бао-юй, протягивая яшму Цзя Чжэну.
Цзя Чжэн с первого взгляда заметил, что яшма не фальшивая, и не стал ее разглядывать, а только сказал госпоже Ван:
– Бао-юй поправился, но как мы будем расплачиваться?
– Я отдам все, что у меня есть, лишь бы отблагодарить монаха! – воскликнула госпожа Ван.
– Боюсь, что деньги ему не нужны, – сказал Бао-юй.
– Этот монах какой-то странный, – заметил Цзя Чжэн, кивая головой, – но он во всеуслышание сказал, что ему нужны деньги.
– А вы попросили бы его остаться, – посоветовала госпожа Ван мужу, – может быть, мы и узнали бы, что ему нужно.
Когда Цзя Чжэн вышел, Бао-юй заявил, что он голоден, выпил чашку рисового отвара, а затем потребовал каши. Служанки принесли кашу, но госпожа Ван никак не решалась дать ему.
– Каша мне не повредит, я совсем здоров! – не унимался Бао-юй.
Он приподнялся на постели, съел кашу и почувствовал себя лучше. Затем он потребовал, чтобы ему помогли сесть.
Шэ-юэ поспешно подошла и подняла Бао-юя.
– Поистине, эта яшма – сокровище! – сказала она негромко. – Как только он ее увидел, сразу выздоровел! Какое счастье, что он не разбил ее раньше!
Едва Бао-юй услышал ее слова, он побледнел, отшвырнул яшму далеко в сторону и упал на подушки.
Кого интересует дальнейшая судьба Бао-юя, пусть прочтет следующую главу.
Глава сто шестнадцатая, рассказывающая о том, как, попав в «область Небесных грез», Бао-юй познал судьбы бессмертных и как, исполняя сыновний долг, Цзя Чжэн сопровождал на родину гроб с телом матери
Итак, мы остановились на том, что, когда Бао-юй услышал слова Шэ-юэ, он упал без сознания. Госпожа Ван и все остальные вновь заплакали.
Шэ-юэ упрекала себя за то, что сболтнула лишнее, но госпожа Ван была так взволнована, что ей даже в голову не приходило ругать девушку.
Шэ-юэ громко рыдала, думая про себя:
«Если умрет Бао-юй, я покончу с собой, чтобы всегда следовать за ним!..»
Не будем подробно останавливаться на том, что творилось в душе Шэ-юэ, а обратимся к госпоже Ван. Она несколько раз окликнула Бао-юя, но он не отзывался; тогда она приказала служанкам поскорее отыскать монаха и попросить его, чтобы он спас ее сына. Откуда ей было знать, что за то время, пока Цзя Чжэн находился возле Бао-юя, хэшан бесследно исчез?!
Когда Цзя Чжэн возвратился в комнату и обнаружил исчезновение монаха, он был крайне удивлен. Потом он услышал шум во внутренних покоях и поспешил туда. Он увидел, что Бао-юй снова безнадежен: зубы его крепко сжаты, пульс не прощупывается. Цзя Чжэн притронулся рукой к груди юноши – она была едва теплая.
Встревоженный Цзя Чжэн приказал немедленно позвать врача.
Он ведь не знал, что душа Бао-юя улетела из тела.
Но как вы думаете, читатель, умер Бао-юй? Нет, он не умер!
Дело в том, что когда Бао-юй лишился сознания, душа его перелетела в главный зал дворца Жунго, где увидела хэшана, который принес яшму, и совершила перед ним приветственные церемонии. При появлении души Бао-юя хэшан торопливо встал и увлек ее за собой.
Следуя за хэшаном, Бао-юй неожиданно почувствовал, что тело его стало легким как пушинка и взвилось в воздух. Бао-юй не видел, чтобы они выходили из дворца Жунго, но обнаружил, что находится в незнакомом месте, диком и пустынном, и лишь вдали виднелась арка, которая как будто ему знакома. Бао-юй собирался расспросить хэшана, где они, но тут увидел фигуру женщины, промелькнувшую впереди.
«Откуда взялась такая красавица в пустыне? – подумал он. – Наверное, бессмертная фея спустилась в бренный мир».
Бао-юй подошел поближе – женщина показалась ему знакомой. Он стал присматриваться к ней, но не мог вспомнить, кто она. В это время женщина поклонилась монаху и исчезла.
Бао-юю показалось, что она похожа на Ю Сань-цзе, и он с горечью подумал:
«Почему она тоже здесь?..»
Он хотел спросить хэшана, но тот, держа его за руку, направился под арку. Тут же Бао-юй увидел на арке горизонтальную дощечку, на которой было написано: «Обетованная земля бессмертных праведников», а по обе стороны арки параллельные вертикальные надписи:
Ложь исчезает, а правда приходит:
правда сильнее, чем ложь;
Было сначала ничем бытие,
но бытие – не ничто.
Как только они миновали арку, перед ними появились ворота дворца. Над ними красовалась горизонтальная надпись из четырех крупных иероглифов: «Счастье – добро, зло – разврат», и по обе стороны вертикальные парные надписи:
Даже о мудрых не скажет никто,
Будто бы с прошлой и будущей жизнью
связь они могут порвать;
Даже у близких – ты это пойми —
Прошлых причин и грядущих последствий
не разгадаешь никак.
Бао-юй подумал:
«Вот оно что! А я собирался спрашивать о причинах и следствиях, о прошедшем и грядущем».
Вдруг недалеко впереди он увидел Юань-ян, которая манила его рукой.
«Я шел очень долго, а, оказывается, не вышел за пределы сада, – снова подумал Бао-юй, – но почему сад так сильно изменил свой облик?..»
Он устремился к Юань-ян, собираясь с нею поговорить, но в то же мгновение девушка исчезла. Душу Бао-юя охватили сомнения. Он направился к тому месту, где только что стояла Юань-ян, и увидел высокий зал. Повсюду были расставлены плиты с надписями. Бао-юй не имел никакого желания читать их и побежал в том направлении, куда скрылась Юань-ян. Дверь, ведущая в зал, оказалась приотворенной. Юноша не осмеливался войти в