манерами. Вдруг оказалось, что он не случайный человек в их отряде, а наоборот, один из самых важных людей – инженер, который лично создавал любимую и такую надежную тридцатьчетверку. Им хотелось узнать больше, расспросить Семена Михайловича о его поездке в Москву, но Соколов уже смотрел на часы. Час до начала операции, время начать проверку подготовки машин. Во второй раз пересчитать боеукладку, проверить работу двигателя и боевой части, снова проговорить план действий с каждым командиром отделения. Составы экипажей он оставил практически те же. Машина 012 – Громов и на замену погибшему Федорчуку новобранец из пехоты Сеня Дубов с молодым командиром Бочкиным. В 037-й Логунов присмотрит за молодыми танкистами Бубкой и Хваловым, а у Соколова проверенные Бабенко и Омаев, которые в случае чего смогут подхватить наводку пушки, если вдруг ребята растеряются и понадобится помощь командира отряда. Только Соколов уже несколько раз предупредил, что связь между экипажами минимальная, чтобы немцы не перехватили радиосигналы и не рассекретили план расположения машин. Каждый действует самостоятельно на своем периметре обороны.

По дороге к танкам Матвей Хвалов не удержался. Парень подбежал к мехводу «семерки», пожилому сержанту, и встряхнул ему ладонь в знак уважения:

– Семен Михайлович, вы не человек, вы легенда!

– Рано ты меня в памятники записал, Матвей, – ласково усмехнулся Бабенко.

– Когда война закончится, я вас жду в гости! К себе в Ленинград! Город вам покажу, будете жить сколько захотите!

– Спасибо за приглашение, с женой поедем, видимо, в путешествие по всему Советскому Союзу. И в Ленинград в том числе, как же без него, – улыбнулся Семен Михайлович наивному приглашению и похлопал по тонкой мальчишеской спине по-отечески. – Приеду, Мотя. Ты, главное, береги себя, договорились?

– Так точно, товарищ сержант! – дурашливо откозырял Хвалов, приложив к черному шлему ладонь, и бросился к своей машине, забавно вскидывая тонкие ноги.

Опытный танкист с улыбкой смотрел ему вслед – как хорошо быть молодым и верить, что вот уже скоро война закончится и можно будет путешествовать и принимать гостей. Как же хочется вернуться в мирную жизнь, за три года войны она куда-то отодвинулась, потускнела в воспоминаниях, будто старые фотографии. Мозг привык жить здесь и сейчас, потому что никто не знает на войне, когда встретишь смерть. Только вот такая надежда, наивная, чистая, не дает впасть в уныние.

«Приеду, ко всем приеду», – прошептал Бабенко одними губами, стряхнул мечтательное настроение, как тонкую дремоту, и полез по высоким тракам наверх к люку в танк.

Лейтенант Соколов старался не замечать, как ноют шея и плечи от напряжения, уже почти два часа он стоит, прильнув к налобнику телескопического прицела. Лейтенант поджидал на дороге немецкие танки, собравшиеся в атаку. К сожалению, в открытый люк не доносилось ни звука, даже отдаленной канонады, на дороге, что изгибалась буквой «Г», только ветер играл соломой – имитацией маскировки. Вдруг сердце заколотилось быстрее – послышалось стрекотание мотоциклов и вой движков. Едут!

– Омаев, закрыть люк! Боевая готовность, немцы в полукилометре.

Все члены экипажа напряглись, всматриваясь в свои визиры. Руслан ловко подтянулся и захлопнул люк, чтобы снаряды случайно не попали внутрь. Теперь «семерку» почти не видно с дороги, все массивное бронированное тело скрыто в окопе, наверху лишь вращается по кругу пушечный ствол, а над ним возвышается самодельный экран.

Из-за поворота выскочили с треском мотоциклы с двумя седоками на каждом. Автоматы, штальхельмы, бока мотоциклов переливались под тусклым январьским солнцем. При виде уверенных фигур немцев, торчащих стволов автоматов Соколову захотелось нажать на спуск прямо сейчас, чтобы снаряд разнес на куски наглых захватчиков. Только нельзя поддаваться сиюминутным эмоциям, ведь мотоциклисты – это лишь разведгруппа, которая проверяет, чиста ли дорога для более крупной птицы. Если открыть огонь по разведчикам, то, кроме мотоциклистов, никого остановить не удастся, и операция будет провалена. Мотоциклетчики проехали медленно, рассматривая местность, следом через пять минут показались бронированные машины. В голове вторым номером шел панцерваген, из люка которого по пояс торчал офицер. «Командир роты», – догадался по широким нашивкам и погонам Алексей и снова подавил желание начать стрелять по вражеским целям. Лейтенант провожал глазами танки, идущие вереницей, считая, сколько вместит отрезок дороги, который он разметил на квадраты в своей огневой карточке. Уже перевалило за двадцать, а колонна все не кончалась. Головная машина неспешно подходила к границе, поставленной мысленно им себе в голове, крайней точке обстрела, куда можно послать болванку максимально точно. Бронебойный уже лежал в стволе пушки, запертый затвором, а заряжающий держал в руках новый снаряд.

Выстрел!

Головной «тигр» дернулся от удара бронебойного снаряда, его башня съехала в сторону и зачадила густой струей. Танковая немецкая рота начала замедлять ход. Соколов в башне тридцатьчетверки заработал маховиком, поворачивая как можно быстрее ствол танка в противоположную сторону. Теперь в прицеле была замыкающая бронированная машина. Она все еще двигалась, экипаж в ней еще не успел понять, что остальные машины суетливо крутятся на дороге.

Огонь!

Второй панцерваген был подбит, в его боку зазияла черная пробоина. Из открытого люка вынырнула голова, потом весь танкист и затем следующий. Они кинулись прочь из окутанного черными клубами танка.

– Эх, я бы вас сейчас из пулемета! – пробормотал заряжающий сквозь зубы.

Но времени на живую силу не было, надо расстреливать застывшие в растерянности германские Panzerwagen VI, пока они в суматохе не обнаружили огневую точку. «Тигры» заперты теперь на этом отрезке дороги, их нельзя выпускать обратно. В сетке прицела чернел очередной бок со свастикой.

Огонь!

«Тигр» загорелся, струйка огня поползла по броне, добралась до кормы, где за стенкой хранился боекомплект и топливный бак. Соседние машины от вида такой картины рванули с дороги в сторону, но окунулись в жидкую грязь топи. Ряска, смешанная с грязью и снегом, начала подниматься все выше и выше под тяжелым весом машин, пока не скрыла катки. С воем танки безуспешно пытались вырваться из болотного плена и от усилия вязли все сильнее. Танкисты в панике метались по броне, не рискуя спуститься вниз, в хлюпающую зелень.

Выстрел, новый выстрел, залп!

Соколов не останавливался ни на минуту. Слышал лязг металла в казеннике и, не дожидаясь крика Омаева в ТПУ «Есть заряд!», нажимал на спуск. Новые снаряды один за другим