вылетали из дула Т-34, поджигая немецкие машины, пробивая броню. Немцы закрутили башнями, открыли ответный огонь. Но били они по соломенным чучелам, что соорудили ночью танкисты. От выстрелов в воздухе разлетелись палки и солома, обнажая пустоту под ними. Фашисты, растерявшись, замолкли, не понимая, куда направить огонь своих пушек.

Огонь!

Башня Pz.Kpfw. III дернулась в сторону, смялась, как старая кожа, и замерла уродливым скрученным комком. Один из «тигров» развернулся, заметив источник выстрелов, из огромного дула вылетело пламя, и через секунду от грохота у всех советских танкистов поплыло все перед глазами. Чернота и дым захлестнули внутренности танка. Соколов втянул его, закашлялся, нет, это лишь пороховой газ, а не горящий дизель, бой продолжается, ведь «семерка» в строю. В башню снова ударил снаряд, от которого звон в голове стал сильнее, к горлу подкатила тошнота. Лейтенант, превозмогая боль в голове, гудение во всем теле, прижался к нарамнику лицом. Панорама была покрыта черными плывущими пятнами. «Это у меня в глазах от удара снаряда», – догадался Алексей, прицелился и ударил ногой по педали спуска. Танковое орудие вздрогнуло от амортизации, болванка с грохотом вылетела и впилась в бок «тигра» в трехстах метрах от их укрытия. Тотчас же Руслан, который шатался от нескольких попаданий германских фугасов в защитный экран, рывком загнал новый снаряд в ствол. «Готово!» Бабенко со своего места ничего не видел, кроме черной земляной стены капонира, но всем телом вздрагивал от каждого удара немецких снарядов. Он стонал тихо, сцепив зубы, и неслышно уговаривал Т-34: «Терпи, миленький мой, терпи. Я тебе защиту сделал, не пробьют они ее, не хватит силенок». Машина гудела и стонала под ударами вражеских болванок, стенки вибрировали так, что внутри все ходило ходуном, отдаваясь болью в ногах, в желудке, в груди. Их трясло, как в железной банке, но от боли и страха злость лишь росла все сильнее, помогая не сдаваться, а бить, бить и снова бить, вгоняя одну за другой железные болванки в черные бока вражеских машин.

Наконец вспыхнул от попадания последний танк на коротком отрезке левого фланга. Соколов выдохнул в ларингофон:

– Бабенко, переход.

И на те две минуты, что заняло у сержанта перемещение в запасной окоп, он прикрыл глаза. Руки и ноги тряслись от напряжения, в голове мельтешила карусель. Омаев на ватных ногах добрался до люка, откинул крышку и жадно глотнул воздуха. Он был полон вони от горящих «тигров» и «троек», осыпался черной взвесью на лица, но им хотя бы можно было дышать. От порохового тумана, который заполнял внутри Т-34, легкие и горло разрывало от боли, будто наждачкой водили изнутри. Заряжающий откашлялся и вдруг прохрипел:

– Гудят, еще немецкие танки идут! Еще!

– По местам, – голос у командира тоже был осипший от отравленного воздуха внутри башни.

«Семерка» переползла на вторую позицию, нацелила ствол пушки на дорогу. Теперь они находились на триста метров дальше от отрезка дороги, где до сих пор дымились танки. По искореженному асфальту в сторону подбитой колонны неслись БТР, грузовики со стрелками, несколько самоходок тянули тяжелые артиллерийские пушки. Огромная вереница растянулась по всей дороге так, что не хватало взгляда, чтобы увидеть ее хвост.

Огонь!

Выстрелы тридцатьчетверки сбили с колес грузовик со стрелками, он развернулся вокруг своей оси и, рассыпав немецких солдат через край борта, встал поперек дороги. Колонна смешалась в панике, стрелки бросились прочь с дороги, но тут же вернулись обратно, почуяв под ногами зыбкую трясину. С бронетранспортеров начали палить пулеметы в сторону советского танка. Внутри у башнера все сжалось от ужаса, стена огня летела в тридцатьчетверку. Пули, снаряды, мины, гранаты – все, что лежало в боезапасе у немцев, теперь фашисты пытались кинуть в башню, возвышающуюся над дорогой. Нельзя поддаваться страху, он только мешает, от него лихорадит и так непослушное тело.

Соколов вывернул башню практически вбок, до боли вжался лицом в маску нарамника, совместил марку с силуэтом цели – самой крайней машины, которая попадала в обзор, и нажал спуск. Выстрел! По броне башни грохотали выстрелы, от ударов Т-34 опять раскачивался, вздрагивая всем корпусом. Весь экран уже был покрыт вмятинами от разорвавшихся снарядов.

Алексей прицеливался и стрелял, снова находил цель, жал на педаль. Нельзя терять ни минуты, ни одного снаряда. Хвост колонны рассыпался на части, и машины начали отступать. Он переключился на командную частоту:

– Тридцать седьмой! К вам ушла часть колонны! Встречайте! «Фердинанды» с зенитками на прицепах и отряд прикрытия из десятка «троек».

– Информацию принял! – Логунов уже сосредоточенно крутил маховик, выбирая самую большую крайнюю цель, чтобы остановить отступающее войско.

Его танк расположился чуть дальше, в паре километров от позиции лейтенанта Соколова, перекрывая отступление германских отрядов. Матвей Хвалов, взволнованный, метался от одного визира к другому до тех пор, пока башнер не рявкнул на него:

– Не суетись, лучше гильзы подхватывай. Сейчас жару зададим фрицам!

Тридцатьчетверка грохнула первым залпом по черной массе транспорта, вторым выстрелом снесла крайний танк. Он вывернулся под углом и гусеницами наехал на идущую следом самоходку. Как домино, машины начали цеплять друг друга, останавливая и образуя смертельную кашу из техники и людей.

– Получайте, уроды! – выкрикнул Василий Иванович, он навел вертикальную линию перекрестия прицела на середину копошащейся кучи противника и со всей силы ударил по спусковому рычагу. Боевой заряд из танковой пушки с грохотом влетел в черную шевелящуюся кучу и раскидал ее по обочинам дороги.

– Попадание, прямой наводкой! Так их! – ликовал Матвей, который не утерпел и припал к рамке смотрового командирского прибора. Парень подхватил ветошью горячую гильзу и выбросил ее в откинутый люк.

Старшина ничего не ответил, он уже выбирал новый ориентир для выстрела. Лишь цыкнул сквозь сцепленные зубы:

– Задраивай крышку, сейчас ответку бить начнут!

Хвалов послушно захлопнул тяжелую навесную крышку, чтоб случайный снаряд не попал внутрь танка. Бой набирал обороты. Парнишка сверился с часами – еще полтора часа им сдерживать бегство врага и не просто обстреливать, а прицельно, чтобы создать из подбитой техники затор для машин и пехотинцев.

Николай Бочкин со своим экипажем тоже ждали появления врага, они прислушивались к грохоту, в трех километрах западнее, и изнывали от нетерпения, когда уже на их дороге появится германская бронетехника. Громов бурчал внизу на сиденье водителя: