и через мгновение она загорается зеленым цветом. Интересно. Двери открываются, и Психея заходит в кабину.

– Я соберу чемодан, но нужно, чтобы ты вынес еще кое-что из вещей.

Любопытство хватает меня за горло. Ее соцсети выглядят очень непринужденно. Я с этой хренью вообще не связываюсь, но даже я знаю: чем естественнее все выглядит, тем больше усилий требует. И я вот-вот загляну за кулисы.

Это не должно иметь значения. Я намерен воспользоваться преимуществом, которое нам дает ее умение представить миру привлекательную историю. И точка. Когда увидел, как она создавала тот наш «спонтанный» снимок в моей кровати, это стало для меня открытием. Она действовала с целеустремленностью и сосредоточенностью, которую считаю крайне сексуальной, и сделано все было с помощью пары ламп и мобильного телефона. Хочу посмотреть, как она работает, когда в ее распоряжении есть все нужные приспособления.

Держу пари, Психея была совершенно искренна в ту ночь, когда нас впервые сфотографировали вместе, но убедительный вымысел для Олимпа она создает с иной искренностью. И Олимп этот вымысел принимает. Я проверяю телефон. Количество лайков на нашей фотографии перевалило за миллион, а еще нет и полудня. Она и правда великолепна в своем деле.

Двери лифта открываются в неожиданно уютном фойе. Стены выкрашены в темно-зеленый цвет, что должно вызывать гнетущее впечатление, но они, как ни странно, создают привлекательную гармонию в сочетании со светло-серой плиткой на полу. В фойе стоит несколько предметов мебели, которые словно приглашают гостей присесть и поболтать: два кресла с высокими спинками и сдержанным цветочным принтом на обивке и длинный стол из темного дерева с множеством выдвижных ящиков. В гребаном фойе.

Дальше расположена гостиная. Яркие стены, светлые полы и мебель, которая выглядит уютно. На кофейном столике, стоящем в центре между длинным диваном и парой кресел, разбросано несколько книг: художественные произведения с помятыми от чтения корешками. Легко представить, как Психея лежит на диване с книгой в руках и отдыхает в кругу семьи.

Это место похоже на дом.

Как непривычно.

Моя мать использует гостиную как зону для приема гостей, поэтому, пока я рос, запрещала, чтобы я проводил там свободное время. Для этого есть спальни – личное пространство, где можно спрятаться за закрытой дверью. Мать не переставала играть даже в относительном уединении под крышей нашего дома. От меня ожидали того же.

Мне хочется найти предлог походить по дому Психеи, но она ведет меня по лестнице с парящими ступенями, и перспектива увидеть ее комнату затмевает все остальное. Если дочери Деметры считают весь пентхаус личным пространством, что покажет еще более личное пространство Психеи?

Я резко останавливаюсь в коридоре второго этажа. Психея делает несколько шагов и только когда осознает, что я не следую за ней, тоже останавливается. Оборачивается, издав нетерпеливый вздох.

– Понимаю, что искушение подсмотреть почти нестерпимо, но не отставай, пожалуйста. У нас мало времени.

Она права, но, похоже, разум меня покинул. Я смотрю на фотографии, развешанные на стенах. Конечно, скомпонованы они искусно, но это личные фотографии. Постановочные снимки в больших рамках, на которых запечатлена Психея с тремя сестрами в тщательно подобранных нарядах, начиная с ранних лет и до недавнего времени. Все они интересны, но мой взгляд цепляют спонтанные снимки в рамках поменьше.

Психея и Персефона с заплетенными в косички волосами обнимают друг друга за плечи, а у Психеи недостает передних зубов.

Юная Каллисто держит в руках рыбину почти с себя размером, на ее лице застыла радостная, искренняя улыбка.

Все четыре девчонки в костюмах. Эвридика – фея. Каллисто – рыцарь. Персефона – ангел. А Психея – принцесса.

У меня щемит в груди. Какого черта у меня щемит в груди? Это просто фотографии. Очевидно, Психея всегда хорошо получалась на фотографиях. Она самая фотогеничная во всем этом фотогеничном семействе. Нет никаких причин, чтобы неясное чувство пронзило меня при виде фото из ее счастливого детства. И уж точно оно не должно усилиться оттого, что Деметра выставила эти фотографии в той части пентхауса, где проводят время только члены семьи.

– Эрос?

Я прихожу в себя.

– Все нормально.

– Точно? – Психея хмурит брови, в ее карих глазах застыло беспокойство. – Что-то не так?

– Все хорошо. – Должно быть. Я натягиваю на лицо обаятельную улыбку, но Психея сильнее хмурится. Точно. Она знает, что я лгу, и ее не обманешь фальшивой улыбкой. – Да все хорошо. Это к делу не относится.

– Уверен?

– Да.

Она смотрит на меня еще мгновение, но в конце концов кивает.

– Ладно, давай поторапливаться. – Она отворачивается и идет дальше по коридору, вынуждая следовать за ней.

В последний раз задержав взгляд на фотографиях, прохожу мимо. Наверное, в том, что у Психеи и ее сестер было счастливое детство, нет ничего необычного, но это Олимп. Я был воспитан борьбой за власть и научился лгать примерно в то же время, когда учился ходить. То же самое можно сказать о Елене и Персее и их брате с сестрой. Те из нас, кому повезло или не повезло родиться в семьях элиты Олимпа, с ранних лет оказались в ситуации «пан или пропал».

Особенно моя мать не терпела ошибок.

Неудивительно, что Психее легко дается доброта – в детстве она видела ее в избытке.

Она останавливается перед третьей дверью, отвлекая меня от размышлений. Я в предвкушении. Мое недолгое пребывание здесь уже дало мне столько информации об этой женщине. Ее спальня позволит по-настоящему заглянуть за кулисы. Психея открывает дверь и проходит в комнату, приглашая меня войти.

А там… бардак.

Я стою на пороге и рассматриваю груды одежды, разложенные на каждой доступной поверхности. Антикварный туалетный столик заставлен бесчисленными баночками и тюбиками с косметикой и средствами ухода за кожей и волосами.

– Ты спишь в шкафу.

– Это спальня.

– Разве? Кровати нигде не видено. Кругом только одежда.

– Замолчи. – Она проходит в глубь комнаты по узкой, не заваленной вещами дорожке. – У меня своя система.

– Настоятельно советую тебе придумать новую систему, потому что я так жить не смогу. – От одной мысли о таком бардаке, систематизированном или нет, мне становится нехорошо. Я ожидал, что в этой комнате будет царить еще более уютная и гостеприимная атмосфера. А тут настоящая свалка. Я прохожу в комнату и дотрагиваюсь до кипы одежды, которая опасно балансирует, скорее всего, на стуле. – Я женюсь на монстре хаоса.

– Тогда, полагаю, мы оба монстры.

– Мило. – Я сопротивляюсь желанию продолжить трогать ее одежду. – Но мы оба знаем, что это не так.

– Да-да, ты самый большой и самый жуткий монстр.