Вскоре и сам Василий увидел мчавшихся к монастырю вооруженных всадников. Он бросился на конюшню и хотел ускакать в другую сторону, однако кругом лежали высокие непроходимые снега. Тогда князь решил найти убежище в Троицком соборе, но, услышав знакомый голос друга — Ивана Можайского, вышел к приезжим. Обращаясь к родственнику, Василий Васильевич напомнил ему о том, что они на кресте клялись жить в любви и верности, так что же теперь происходит? Коварный Иван заверил великого князя, что не собирается причинять ему зла и хочет лишь прогнать татар из его окружения. Сам же, пока Василий молился, покинул церковь и приказал слугам схватить великого князя. Так несчастный государь вновь стал пленником своих алчных и властолюбивых родственников. В Москве его бросили в темницу и через несколько дней ослепили. При этом предъявили следующее обвинение: «Слишком любишь татар, даешь им русские города в кормление, осыпаешь неверных серебром христианским, народ изнуряешь податями, ослепил нашего брата Василия Юрьевича». Последнее обвинение и было главным, а вовсе не забота о простых людях. Дмитрий Шемяка не собирался снижать налоги, он хотел лишь положить их в свой карман. Он присвоил великокняжескую казну и разрешил своим приспешникам ограбить московских бояр и выгнать их из Кремля.

Василия Васильевича под стражей отправили в Углич. Сопровождать его позволили только жене, Марии Ярославне, которая вскоре должна была родить и ни для кого не представляла опасности. Больше всего Дмитрий Шемяка ненавидел и боялся Софью Витовтовну. Ее-то и отправили в далекую Чухлому на окраине Галицкого княжества.

Для старой великой княгини это стало последним самым тяжким испытанием. Как она его выдержала, удивительно. Ведь одна лишь поездка в морозную зиму, по бездорожью и снегам в далекую крепостицу могла ее погубить или навсегда подорвать здоровье. Много тяжелее физических страданий были муки душевные: тягостные мысли о страшной участи слепого сына, разлука с близкими, боязнь за судьбу маленьких внуков (в Троице-Сергиевом монастыре Иван и Юрий сумели спрятаться, а потом князья Ря-половские отвезли их в Муром).

Одиночество и бессилие терзали великую княгиню. Ей оставалось только молиться и надеяться на помощь свыше. Вероятно, именно в пору недолгого изгнания Софья Витовтовна стала особенно богомольной. В постоянных обращениях к Богу она находила утешение и спасение от тоски, силы пережить все невзгоды и дождаться победы над врагом.

Совсем недолго наслаждался властью Дмитрий Шемяка. Его злодеяние и самоуправство вызвали возмущение у многих князей, бояр и воевод, не желавших служить под началом узурпатора.

Новый великий князь метался и не знал, как управлять большой державой и не растерять немногих союзников. Сначала Дмитрий Юрьевич решил особо отблагодарить Ивана Можайского и даже отписал ему в удел Суздаль. Потом пришел к мысли, что следует приобрести новых союзников, и, восстановив самостоятельность Суздальско-Нижегородского княжества, отдал его потомкам Дмитрия Константиновича. Себя он провозгласил не государем, а лишь старейшим великим князем среди остальных князей.

Многим русским людям, мечтавшим о возрождении единого Русского государства, действия Дмитрия Шемяки показались бессмысленными и даже вредными. Особенно страдал от правления Юрьевича простой народ, пытавшийся найти в Москве закон и справедливость. Именно в этой среде появилась поговорка о Шемякином суде, дошедшая до наших дней. Она свидетельствовала о том, что новый великий князь творил самоуправство, отвергал законы и был совершенно неспособен управлять страной. Более того, своей жестокостью и бесчестием он умудрился настроить против себя знать и духовенство. Произошло это так.

Дмитрию Шемяке не понравилось, что маленьким племянникам удалось укрыться в Муроме. Идти войной на этот город было опасно, поскольку рядом находился казанский хан, поддерживавший Василия Васильевича. Тогда коварный дядюшка решил выманить княжичей с помощью авторитетного посредника.

Выбор пал на рязанского архиепископа Иону, которого прочили на место митрополита, вакантное после смерти Фотия и бегства Исидора, осужденного русским духовенством за решение присоединиться к унии с католической церковью. Дмитрий вызвал Иону и притворно заявил, что хочет примириться с племянниками и дать им достойное их сану содержание — большие уделы с богатыми городами. На детей он не держит никакого зла и обеспокоен, что они пребывают вдали от двора, не имеют надежной защиты от ордынцев и казанцев. За хлопоты Дмитрий обещал Ионе митрополичьи мантию и посох.

Рязанский архиепископ охотно согласился стать посредником, но не из-за корыстных побуждений. Его тревожила судьба юных княжичей, и он хотел, чтобы отношения между великокняжескими родственниками наладились.

Не слишком доверяя переменчивому Шемяке, Иона потребовал от него клятвенного обещания не причинять сыновьям Василия II вреда, а, напротив, улучшить их положение. Тот без всякого зазрения совести обещал все выполнить.

В Муроме Иона дал клятву князьям Ряполовским, что Иван и Юрий не будут обижены и никак не пострадают. Только после этого княжичей отправили в Москву.

Поначалу все складывалось благополучно. В мае дети прибыли сперва в Москву, а потом их отвезли в Переяславль, где в то время находился Дмитрий Юрьевич. Однако на третий день после притворнорадостной встречи Иван и Юрий вдруг стали пленниками и были отправлены в Углич к отцу и матери. Там все семейство оказалось под крепкой стражей.

Вероломство Шемяки возмутило многих, в первую очередь Иону и князей Ряполовских. Последние дали клятву свергнуть коварного узурпатора. К ним примкнули князь Стрита-Оболенский, боярин Ощера и многие воинские люди. После неудачной попытки освободить узников они направились к брату молодой княгини Василию Ярославичу, который служил тогда великому князю Литовскому Казимиру. В Литве стал формироваться центр борьбы с Шемякой.

Новый великий князь, видя всеобщее негодование, решил собрать совет из князей и духовенства, чтобы определить судьбу Василия Васильевича и его семьи. На нем выступил митрополит Иона и сказал

Дмитрию: «Ты нарушил устав правды, ввел меня в грех, постыдил мою старость. Бог накажет тебя, если не выпустишь великого князя с семейством и не дашь им обещанного удела. Можешь ли опасаться слепца и невинных младенцев? Возьми клятву с Василия, а нас, епископов, в свидетели, что он никогда не будет врагом твоим». Предложение Ионы всем показалось приемлемым, и было решено тут же ехать в Углич.

В десятых числах сентября все того же 1446 года угличане с удивлением заметили, что к их городу движется многолюдная и торжественная процессия. Во главе ее ехал сам великий князь Дмитрий Юрьевич, за ним бояре, архиепископы, архимандриты и прочие. На городской площади они остановились, и Дмитрий Юрьевич потребовал привести Василия Васильевича. Встретившись, князья обнялись и публично покаялись в своих прегрешениях. У присутствующих, кроме умиления и радости, эта сцена иных чувств вызвать не могла.