В такой компании, да и в такой обстановке ни о чем серьезном, безусловно, говорить было нельзя. Политик, по привычке никому не дававший открыть рот, травил анекдоты, потешался над окружающими, а еще настойчиво рекомендовал всем Калачникова как лучшего танцора на телевидении:

— Девочки, приглашайте моего друга, — говорил он. — Вы с ним просто кончите.

— Перестань! — отмахивался Петр. — Не преувеличивай мои достоинства.

— Как же ты не лучший?! — хохотал политик. — Тебя же каждую неделю показывают по ящику танцующим. Когда ты выступаешь, я все бросаю и наслаждаюсь твоим великолепным мастерством! — Лицом он изобразил, как преданно, как взволнованно в такие минуты смотрит на экран. — Покажи-ка нам что-нибудь, ну пожалуйста, не ломайся!

Симпатичная длинноногая блондиночка из окружения политика купилась на его рекламу и несколько раз приглашала Калачникова танцевать, а потом так воспылала страстью, что попыталась затащить Петра на заднее сиденье одного из стоявших в шоу-руме лимузинов — видимо, по привычке. Однако ушлая администрация заведения предусмотрела такой вариант, а может, уже была научена горьким опытом, и еще до начала всеобщего загула закрыла машины на все замки.

Уже где-то в первом часу ночи к компании, в которой находился Калачников, опять подкатила съемочная группа программы «Жизнь удалась» — весь вечер ребята работали не покладая рук. В руках у Филиппа Целовальникова был большой плюшевый медведь, на которого натянули розовые кружевные женские трусики.

— Это у тебя девочка?! — заорал политик. — Тогда дай ее нам! С нами ей будет хорошо!

— Не могу, — демонстративно спрятал за спину игрушку Целовальников.

— Почему?

— Потому, что это приз.

— Что за приз?! Кому?!

— Мы вручим его самому крутому человеку на этой вечеринке. Его мы и пытаемся как раз найти.

— А что его искать?! Посмотри на нас. Мы и есть самые крутые здесь парни.

— Все не так просто, — заявил телевизионщик ухмыляясь. — Мы долго думали, как определить самого-самого, и в конце концов решили: им будет тот, у кого самые крутые трусы с самой крутой лейблой.

— Тогда это точно я! — заржал политик.

— Вы можете предъявить нам доказательства?

— Легко!

Политик расстегнул ремень, а потом брюки и вытащил край светлых трусов, на широкой резинке которых было что-то написано. Он так привык к тому, что на телевидении регулярно полоскают его грязное белье, что уж чистое исподнее ему показать было пара пустяков. Да и кто сейчас отказывается от популярности, пусть даже скандальной.

— Нет, у меня самые крутые трусики! — задрала юбку одна из девиц.

— Нет, у меня! — заспорила ее подружка.

Всем присутствующим было безумно весело.

…Когда Калачников проснулся на следующее утро у себя дома, первое, что он увидел, был большой плюшевый медведь в женских трусиках, сидевший на стуле в углу его спальни. Голова у Петра раскалывалась, и минут пятнадцать у него ушло на то, чтобы заставить себя оторваться от подушки, спустить ноги на пол и сесть в кровати. По пути в ванную он с отвращением забросил медведя в платяной шкаф. Побрившись и приняв душ, Петр сел на кухне завтракать. Однако мысль о спрятанном в шкафу медведе настолько раздражала его, что, бросив недопитым чай, он натянул джинсы, куртку и, завернув игрушку в пару разорванных полиэтиленовых пакетов, вышел на улицу. Пройдя несколько кварталов, Калачников огляделся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, выбросил сверток в мусорный ящик.

Понедельник, как обычно, начался для Калачникова с разучивания нового танца. Вначале Мухамедшин предложил Петру и Веронике взяться за сальсу. Вероника с восторгом восприняла эту идею, так как она собаку съела в латинских танцах и не раз побеждала в них даже на международных конкурсах. Но, понаблюдав немного за Калачниковым, старательно пытавшимся повторить показываемые ему движения, Аркадий с присущим ему артистизмом визгливо выматерился и заменил сальсу на румбу — та же латина, но здесь тренер видел больше возможностей вытащить пару за счет мастерства и энергии партнерши.

В последующие полтора-два часа Петр узнал о латинских танцах очень много нового, необычного, тем более что прежде его познания в этой области были близки к абсолютному нулю. Например, ему доходчиво объяснили, что, танцуя ту же румбу, надо быть сексуальным, но не агрессивным, что вульгарно вертеть задом совсем не обязательно, — «ты же не пидар!» — а характерное движение бедра легко достигается переносом веса с одной ноги на другую, при этом туловище надо постараться сохранить прямым и неподвижным. Вообще, как выразился Мухамедшин, «ты должен, бля, держаться так, чтобы тебе можно было вонзить копье в середину черепа и оно прошло бы через весь твой позвоночник, далее, через опорную ногу, и вышло бы наружу в середине твоей стопы».

Однако подобная информация не только не помогала Петру осваивать динамичный танец, но даже мешала. Она была избыточной, утомительной, плохо запоминаемой, и он не понимал, зачем все это ему надо держать в голове, а тем более с какой стати в его макушку надо вонзать копье?! Может быть, впервые в жизни Калачников вдруг подумал, что действительно занимается ерундой, о чем ему не раз говорила Волкогонова.

Разве ж для того он появился на свет, чтобы научиться, как правильно поставить ногу, как вильнуть бедром и узнать, в какой части спины надо поддерживать партнершу. Благо бы танцы были его основной профессией — как у того же Мухамедшина, — единственным средством заработать на кусок хлеба или страстным увлечением, но он никогда не танцевал до этого телевизионного проекта и точно знал, что немедленно забросит бальные эксперименты по окончании конкурса. Получалась суета сует, да и только!

А сколько других пошлых, случайных, никому не нужных обрывочных знаний, полупрофессиональных навыков он приобрел с тех пор, как пришел на телевидение и стал заниматься этим проклятым шоу-бизнесом! Сколько сил, нервных клеток, сколько самых плодотворных лет своей жизни он на это растратил. И все для чего?! Для того, чтобы купить очередной навороченный «мерседес», засветиться на страницах какого-нибудь пошлого журнальчика и трахнуть дополнительно дюжину-другую полоумных девиц, имен которых он не помнил уже назавтра и от непроходимой глупости которых его буквально тошнило?!

В самом деле, разве ж была у него хотя бы одна приличная женщина?! Нет, и еще раз нет! У его многочисленных любовниц встречались потрясающие ноги, восхитительные попки, идеальной формы груди, носы, губы, шеи, но разве хоть раз у него появлялось желание провести с одной из этих дам не ночь, а всю оставшуюся жизнь, до самого смертного часа?! И проблема была не в том, что он превратился в закоренелого циника, — он просто не питал иллюзий в отношении своих подруг.

Любая из них легко выскочила бы за него замуж — только скажи. Но не потому, что они мечтают о вечной, нежной любви, о каких-то прочных взаимоотношениях, о детях. Брак со звездой шоу-бизнеса был для них всего лишь средством для саморекламы, поводом для пустого тщеславия, способом урвать еще больше примитивных удовольствий, дорогих побрякушек, посетить еще больше светских вечеринок.