В сентябре Андрей позвонил ей и предложил снова встретиться в Петербурге.

В городе бушевала осень, золотом зажглись парки; и на этот раз Маша с Андреем съездили и в Павловск, и в Петергоф, а уж сколько раз они побывали в Летнем саду – не счесть.

Они провели вместе две волшебные недели; по утрам встречались у Михайловского замка (Маша ночевала в родительской квартире, Андрей в отеле на Мойке) и гуляли до ночи.

В последний день (вечером Маша должна была поездом вернуться в Москву, Андрей ночью улетал в Прагу) они долго бродили по аллеям Летнего сада.

Маша взгрустнула – лето кончилось, да и осень облетает, стремительно вступая в свою самую унылую, безрадостную пору, и в воздухе уже горчит запах костров – запах предстоящих холодов и разлук.

Андрей обнял ее:

– Что ты, Маруся?

– Листья летят! – грустно сказала Маша и спрятала лицо у него на груди.

Там же, в Летнем саду, незадолго до того, как они поехали на вокзал, Андрей подарил ей старинное кольцо с огромным гранатом. Надев его Маше на палец (ей пришлось впору!), Андрей пояснил, что это – любимое кольцо его покойной матери, а той оно досталось от бабушки – «и лет ему – не счесть сколько! Кстати, в Чехии самые лучшие гранаты, Маруся! У нас гранат считается магическим камнем, говорят, он может быть оберегом, и даже предсказывает будущее».

Странное дело – по дороге на вокзал Маша крепилась, напускала на себя нарочито бравурный вид, но, стоило им выйти на шумный, переполненный людьми перрон, она отчетливо поняла, что да – они расстаются (вот сейчас она сядет в поезд, и этот поезд увезет ее от Андрея), и почувствовала острую боль. Дальше все было как во сне: она зашла в вагон, нашла нужное купе, машинально кивнула своей седовласой, пожилой попутчице и застыла у окна. Андрей стоял напротив нее, на перроне. Глядя на его бледное, растерянное лицо, она вдруг поняла, что у нее сейчас разорвется сердце, и закричала, стуча рукой по стеклу: «Эй, я хочу выйти! Пожалуйста, забери меня! Я хочу остаться с тобой!» В глазах Андрея отразились недоумение и тревога, он метнулся к вагону, но в этот момент поезд тронулся и пошел, набирая скорость. Маша бурно разрыдалась – буквально в голос, с отчаянием. Ее попутчица по купе мягко сказала: «Да ладно тебе… Жизнь долгая. Еще встретитесь!»

Да… Как теперь понимает Маша – жизнь действительно оказалась долгой.

Маша замолчала. За то время, что они с Данилой провели в машине, на проселочной дороге выпало много снега.

Данила смотрел на сестру с нежностью – она сейчас была похожа не на ту Марию Морозову – успешную бизнесвумен, известного модельера, какой ее знают все, а на ту девчонку, какой он помнил ее в детстве – застенчивая, мечтательная, с огромными сияющими глазами.

У них с детства, несмотря на разницу в возрасте, были дружеские отношения; повзрослев, Данила видел в сестре идеал женщины – умница, красавица, при этом «рабочая лошадка» – добившаяся всего своим трудом и талантом. Его восхищали Машино чувство юмора, ее безупречный вкус, изящество и какая-то особая, присущая ей утонченность.

Брат с сестрой несколько отдалились в последние годы, потому что у Данилы не особенно складывались отношения с Машиным мужем (ничего против Олега Данила не имел, но считал, что тот недостоин его сестры – красавицы из красавиц и вообще женщины неописуемых достоинств), но теперь, когда Маша развелась с мужем, Данила старался не оставлять ее надолго одну – звонил, навещал. После того, как в новогоднюю ночь Маша рассказала ему свою романтическую историю любви (и он с удивлением понял, что его блестящая, успешная сестра на самом деле не счастлива как женщина), Данила стал ощущать себя не младшим, а старшим братом. Ему очень хотелось видеть Машу счастливой.

– Маруся, прости за вопрос, ты до сих пор любишь этого парня? – спросил Данила.

– Помнишь, как говорила наша бабушка? «Бог сохраняет все! И конечно, любовь!» – улыбнулась Маша. – Но тринадцать лет назад я этого не знала. Я тогда многого не знала, Данька. А главное – не знала себя, не знала, чего я хочу от жизни. У меня было столько амбиций, глупой гордости… Я думаю, что вообще мало кто умеет любить в юности, нас слишком замыкает на себе самих, и только с годами начинаешь что-то понимать… И хорошо, если еще не поздно.

– В твоем случае не поздно!

– Ну, это как посмотреть, хотя… Ничего не потеряно, пока не потеряно все. Знаешь, Андрей любил повторять мне эти слова Гёте. Андрей всегда верит в лучшее и умеет радоваться малому. Это мне вечно чего-то не хватало: реализации, славы, а он мягко говорил мне: «Маня, притормози, оглянись – у тебя есть все, что нужно для счастья, и даже больше, просто позволь себе быть счастливой!» – помолчав, она вздохнула. – Какой долгий снег… Ладно, Даня, нам пора ехать.

Европу засыпал снег. Для Алисы этот сумасшедший снег был чудом, словно приветом из России, открыткой на день всех влюбленных.

В этот снежный февральский вечер, по предложению Алекса, она встретилась с ним в маленьком уютном ресторанчике, чтобы отпраздновать здесь четырнадцатое февраля.

Алекс пожурил ее за то, что она плохо выглядит – похудела, под глазами круги; «и взгляд у тебя такой… отсутствующий! как-будто ты не здесь!».

Алиса пожала плечами – похудела?! Ну, есть не хочется, что поделаешь?! И очень может быть, что взгляд отсутствующий и что она «не здесь». Ей вообще с тех пор, как она вернулась в январе из России, кажется, что она где-то «не здесь».

Алекс махнул рукой, дескать, ладно, оставим это, и перешел к теме свадьбы:

– Послушай, Элис, переносить свадьбу уже просто неприлично. Надо, наконец, определиться с датой!

Алиса взглянула в окно – какой снег! Ей вдруг вспомнилась их с Данилой прогулка по снежному Петербургу… У нее теперь чувство, что это было целую вечность назад.

– Так что со свадьбой? – повторил Алекс и добавил очень обиженным тоном: – Разумеется, если у тебя есть сомнения…

Последняя фраза Алекса являлась то ли вопросом, то ли утверждением, но ее умышленная незаконченность явно предполагала, что Алиса должна ответить на нее определенным образом. К примеру, заверить жениха в том, что она хочет быть его женой. Однако вместо этого Алиса повторила про себя слова Алекса: есть ли у нее сомнения? И тут же ответила: да кажется, в последнее время сомнений в ней больше, чем воды в океане, кажется, она вся переполнена ими, и они рано или поздно ее убьют.

– Они меня когда-нибудь прикончат! – чистосердечно, как другу, призналась она Алексу.

Тот застыл и посмотрел на нее так, словно она сказала что-то неприличное. Алиса даже почувствовала себя виноватой – ужасно, да…

В итоге романтический вечер не задался. Отличный ресторан, чудесный ужин, цветы, подаренные Алексом, великолепны, его галстук гармонично сочетался с рубашкой, красные бархатные сердечки на столе – все очень мило, очень! Все по отдельности хорошо и приятно, а в целом картина счастливого свидания почему-то не выстраивалась.