– Уже одиннадцать! Через час Новый год! – охнула Маша, взглянув на часы. – Мне пора возвращаться домой!

Горькое ощущение дежавю – это уже было. Год назад. Точно так же. Андрей держит ее за руку и смотрит так, словно от того, уйдет она сейчас или останется, зависит их будущее.

Она не смогла уйти и выбрала компромисс – встретила Новый год с Андреем под часами. Их кто-то угостил шампанским, а когда куранты били полночь, они с Андреем поцеловались. Радостные крики людей и салюты заглушали звонки Олега. В половине первого она сказала Андрею, что ей пора домой. Он тут же помрачнел – на деле компромисс всегда оказывается худшим вариантом.

Вернувшись домой, она увидела растерянного пьяного Олега.

– Где ты была?

Выслушав наспех сочиненную историю о том, что она застряла в дорожной пробке («Новый год ведь, понимаешь? Пробки на дорогах! А со связью были проблемы!»), Олег угрюмо пожал плечами и уткнулся в «Голубой огонек», чередуя эстрадные номера со стаканами водки.

Та еще выдалась новогодняя ночь… А Маша думала только о том, что утром первого января Андрей вернется в Прагу, и когда она теперь его увидит – кто знает.

И вот спустя два месяца, в марте – он позвонил ей из Праги. Узнав о ее болезни – встревожился.

– За тобой есть кому присмотреть?

Она сказала, что подруга Инна приносит ей лекарства и продукты.

– А муж? – спросил Андрей.

Ну, Маша и ответила ему, что «муж в командировке».

А на следующий день Андрей снова позвонил. Уже из Москвы.

– Маруся, я прилетел!

– Зачем? – растерялась Маша, плохо что-либо понимая (у нее кружилась голова, а от высокой температуры казалось, будто ее поджаривают на медленном огне).

– Лечить тебя. Я все-таки врач. Можно я сейчас к тебе приеду?

Маша замялась – несмотря на то, что Олег должен был вернуться только через три дня, она не хотела приглашать Андрея к себе домой – стеснялась откровенной водевильности ситуации, как в анекдоте: «муж уехал в командировку, а жена…» Ужасно пошло. Но ведь Андрей приехал за тридевять земель, чтобы увидеть ее! И она назвала ему адрес.

Он попросил ее выпить дымящийся травяной состав, вколол ей укол («не бойся, это витамины!»), заставил ее пропарить ноги, потом целый вечер, как добрая бабушка в Машином детстве, подносил ей кружки то с горячим молоком, то с чаем с малиной.

В какой-то момент, потянувшись за градусником, он поцеловал ее.

– Какие у тебя горячие губы!

Она отстранилась:

– С ума сошел?! Ты заболеешь!

Но он не остановился, целуя ее губы, руки, плечи… И все-таки, кроме поцелуев, у них тогда ничего не было, потому что Андрей сказал:

– Пусть это случится не здесь.

Она внутренне согласилась – да, правильно.

Ближе к полуночи Андрей объявил, что ему пора в аэропорт.

– У меня ночной самолет. Утром я должен быть в Праге, в госпитале.

Маша обомлела:

– Подожди, ты что, действительно приехал в Москву ради этих нескольких часов?!

– Ну, да.

– Из другой страны?!

Андрей рассмеялся:

– А что в этом такого невероятного?! Мне пора, Машенька! А ты выздоравливай! Кстати, если не возражаешь, я возьму с собой ту книгу стихов, на которой ты мне гадала…

Когда он ушел, тихо прикрыв входную дверь, она заснула; а утром проснулась совершенно здоровая. Хотя как посмотреть… С головой у нее явно было что-то не в порядке, в голову лезли всякие мысли: горячие, опасные, типа, я хочу увидеть Андрея, я должна его увидеть! И если он запросто мог прилететь в другую страну ради нескольких часов нашей встречи, почему я не могу этого сделать?!

А она может. Запросто. В конце концов, у нее есть пражский адрес Андрея, записанный им год назад на сигаретной пачке. И через неделю Маша полетела в Прагу.

Она не стала предупреждать Андрея о приезде: «А я ворвусь в Прагу шальной и влюбленной, и посмотрим, будет ли он мне рад!»

Он был рад. Бешено рад. Когда она позвонила ему и предложила встретиться (не говоря, что звонит из Праги), он мгновенно согласился: «В Москве или в Питере?» Она рассмеялась: «Давай встретимся на таком невозможно красивом мосту, кажется, Карловом?!»

Это были прекрасные, сумасшедшие дни. Узкие мощеные улочки, зеленые холмы, горделивая Влтава, старые площади, сказочные замки, удивительный Пражский град, головокружительные, вырастающие, кажется, прямо из неба соборы, танцующие дома «Джинджер и Фред» – волшебные декорации города, словно выстроенные специально для романтических прогулок.

«Я тебя люблю, люблю!» – неслось над вечерней Влтавой, и благородный рыцарь на Карловом мосту был свидетелем их клятвы друг другу в вечной любви.

По вечерам они возвращались в квартиру Андрея в доме неподалеку от Вацлавской площади. Впервые оказавшись здесь, Маша растрогалась, увидев, как скромно живет ее возлюбленный – никакой роскоши, ничего лишнего, практически спартанская обстановка, всюду книги, книги; особенно Машу тронул лежащий на рабочем столе Андрея ее томик Пастернака (закладкой заложена страница с тем самым снежным стихотворением).

В этой скромной тихой квартире у Вацлавской площади они стали любовниками. Позже Маша шутила, что Прага завершила ее духовное растление, потому что там она окончательно влюбилась в Андрея – смертельно и навсегда.

Они были очень счастливы. Целая неделя счастья – разве мало?!

А что же она сказала Олегу перед отъездом? Правду. «Я еду в Прагу». Ну, или, вернее, часть правды, потому что зачем она едет в Прагу, Маша, разумеется, говорить мужу не стала. А часть правды, при определенных обстоятельствах, между прочим, есть ложь. И когда Маша вернулась из Праги в Москву, ей стало очень плохо – и от давящего чувства вины перед мужем (ненавижу ложь в любом виде!), и от разлуки с Андреем.

Ей тогда было так же плохо, как сейчас – двенадцать лет спустя, в другой весне.

Маша плотнее закуталась в шаль. От высокой температуры у нее перед глазами все плыло, и ее бросало то в жар, то в холод.

К апрелю Данила совсем раскис, не помогала даже дружеская психотерапия и попытки друзей развеять его тоску. Саня с Женей, каждый, как мог, старались помочь приятелю: Саня нарочно назначал встречи в лучших ресторанах (традиционно по пятницам – мужской клуб на Жениной даче), Женя купил два абонемента в фитнес-клуб («Даня, давай подкачаемся, нарастим мышечную массу?!») и уговаривал в мае махнуть в Италию («мужики, возьмем там машину напрокат, прошвырнемся, людей посмотрим, себя покажем?!»), но Данила на все, не хуже той депрессивной принцессы, подружки Трубадура, отвечал отказом, ссылаясь на отсутствие настроения. Он даже отверг Санино предложение познакомиться с «одной девушкой сногсшибательной красоты».