— Не помните цвет? — осторожно спросила я.

— Серебристый.

Серебристый «Опель». Серебристый «Опель». Звучит как песня. Но что-то не стыкуется. Кто-то же, кроме Шакаленко, был в мастерской, точно был… А почему бабулька ничего Ромке не сказала?

— Когда вы были в мастерской? — спросила я его.

— Где-то около часа. Я когда во двор въехал, у меня радио работало. Как дверь закрывал, пропикало. Скажите, что со мной теперь будет? Меня вызовут повесткой? — спросил он.

— Не знаю. Могу только сказать, что тетрадь Вассермана милиции отдам обязательно, — бросила я, выходя из комнаты.

У меня созрела настоятельная потребность поговорить с соседкой Вассермана и узнать, почему она пропустила посетителя или посетителей Анатолия Аркадьевича. Скорее всего, их было несколько. Вассерман мужчина крупный, да и вообще неробкого десятка, так просто себя похитить не дал бы.

Еще мне не давал покоя серебристый «Опель». Я уже слышала про такую машину. Но вот где? От размышлений меня отвлекло треньканье мобильника. Звонил Виктор. Это что-то из ряда вон выходящее, наш фотограф терпеть не может разговоров вообще и телефонных в особенности.

— Срочно подъезжай в милицию по поводу фотографии, — произнес Виктор и отключился. Я помчалась туда, где несколько часов назад оставила фотографию Марины и ее жениха, в отделение, где работал мой знакомый Женя Петренко. К нему я всегда обращалась, когда Здоренко не мог, а то и не хотел мне помочь.

* * *

— Вот, это твоя фотография, а вот другая. Но физиономия одна и та же, — протянул мне лист с анфасами, фасами и профилями коротко стриженного мужчины Женька Петренко.

Я внимательно разглядывала мужчину, лже-Коровина. Если на моей фотографии он выглядел респектабельно, казался симпатичным преуспевающим бизнесменом, то с другого листа на меня смотрел преступник — неприятное, злобное лицо типичного убийцы и отморозка. Мне сделалось нехорошо.

— Водички дать? — спросил Женька, заметив мою бледность.

Я кивнула. Петренко протянул мне стакан с холодной газировкой. Я в один глоток выпила содержимое.

— И что это за красавец? — осторожно спросила я, отдавая фотографию.

— Известная личность. Некто Коган. Пару раз отсидел за грабежи. Есть подозрения, что он является лидером бандитской группировки Фабричного района.

Петренко выложил на стол целую пачку фотографий. Коган в объятиях знойной брюнетки, Коган возле стола с рулеткой. Коган у «БМВ». Стоп, звякнуло у меня в мозгах. Серебристый «Опель».

— Женик, ты мне не узнаешь, у него «Опеля» серебристого цвета нет?

— А что, это имеет отношение к исчезновению твоей подруги? — спросил он.

Я отрицательно покачала головой. Про Вассермана я ему ничего говорить не собиралась.

— Ладно, мадам Пинкертон, узнаю. А по поводу исчезновения твоей секретарши пока ничего не могу сказать. Мне Когану предъявить нечего. Ну, назвался другой фамилией, девушке хотел голову задурить. Ничего криминального в этом нет. Он же ей не паспорт поддельный показывал, а визитку. Денег он у твоей подруги не занимал. Будем другие версии разрабатывать.

— Слушай, Жень, мне от тетки досталась одна любопытная вещица — икона. Хочу узнать, сколько мое наследство стоит. К кому мне обратиться?

— Бойкова, твои просьбы когда-нибудь закончатся?

Я вздохнула и ответила:

— Помнишь, что ваш генерал сказал? Что я в любое время дня и ночи могу рассчитывать на его помощь. Но не обращаться же мне в самом деле к вашему Свиридову с такой мелкой просьбочкой, все же генерал, начальник управления, неудобно, право.

Упоминание высоких чинов сделало Петренко сговорчивее:

— Ладно-ладно, пользуйся моей добротой и покровительством начальника. Хоть бы раз в своей газете про мои героические деяния написала, дождешься от тебя, — ворчливо заметил он, написав адрес. — На вот, шантажистка, езжай. Скажешь, от меня.

Я схватила записку, послала Петренко воздушный поцелуй и помчалась к эксперту, который работал совсем рядом, в соседнем здании. Экспертом оказался молодой бородатый парень в джинсах. Вначале я подумала, что ошиблась. Но, оказывается, я попала именно туда. Парень взял у меня сверток и велел прийти через два дня.

Так, одно дело сделала, теперь надо бы поговорить с бдительной старушкой.

Божий одуванчик оказалась дома.

— Здравствуйте, Анна Павловна, — произнесла я через дверь, в ответ на грозное «Кто там?!».

— Я вас не знаю, — все так же через дверь произнесла она.

— К вам наш сотрудник приходил, молодой человек, Роман. — Интересно, как это она его впустить решилась?

— А кто вас знает, всякие людишки шастают. Документ показывай, — произнесла она, открывая наконец дверь и протягивая руку.

Я достала удостоверение. Бабулька взяла книжечку и опять захлопнула дверь перед моим носом.

— Стой тут, я очки возьму.

Конечно, буду стоять, куда я без документов? Прошло минут пять, очки ищет, что ли, старая маразматичка!

Наконец дверь отворилась, бабулька впустила меня в квартиру и отдала документы.

— Порядок, звонила к вам в редакцию, сказали, есть такая.

Я улыбнулась. Да, бдительная женщина. Если бы все жители Тарасова были такими, то число грабежей сократилось бы ровно вполовину.

Бабулька провела меня в комнату и усадила на диван, сама же устроилась на стуле возле окна. На боевом посту, так сказать.

— Анна Павловна, скажите, пожалуйста, вы в пятницу, кроме молодого бритого мужчины, никого не видели? Ни одного человека за все утро?

— Во-первых, всех я видеть не могу, у меня, извините, в туалете окон нету. Во-вторых, в пятницу у меня два сериала подряд с одиннадцати до двенадцати пятидесяти пяти. Вот, — старушка протянула мне программу телепередач, где были подчеркнуты два названия фильма.

— Понятно, а утром со скольких вы… — я попыталась подыскать слово, но бабулька поняла меня.

— Встаю я рано, у меня привычка. Только ничего интересного об эту пору не бывает. Я с семи до половины девятого гуляю у нас во дворе. Утром воздух свежий, полезный. Завтракаю, а в девять у окошка сажусь.

Я прикинула время. Получается, что похитители могли проникнуть к Вассерману или рано утром, или с одиннадцати до часу.

— Вы всех жильцов знаете, наверное, — польстила я бабульке. — Кто когда на работу уходит, на чем ездит?

— А как же, я все про всех знаю, у меня столько материалов накопилось, вашей газете можно целый год писать. У нас тут кто только не живет. Вот Колька Дубовский…

— Понятно-понятно, а скажите, у кого-нибудь из жильцов вашего подъезда иностранная машина серебристого цвета есть?