«Беги!» – истошно завизжали дедовым голосом закрывающиеся ворота, но мальчишка не верил, что они смогут закрыться. Ему казалось, что они не успеют, распахнутся от страшного удара, и Макар, хромающий перед ними, сломанной куклой свалится на землю, подброшенный страшным ударом ворвавшегося в крепость кабана. И что Верка, которая стояла рядом с Макаром, сейчас упадет, и из неё ударит тугая струя алой крови, заливая пасть зашедшего на второй круг зверя. Холодный туман плотнее сжимал горло, не давая закричать.

Но он видел… Видел, как бледный дед, вернувшийся из острога, бросил ему: «Собирай суму. Самое ценное!» Видел потемневшие от напряжения лица сопровождавших их воев, воровато озирающихся рыбаков, что кормили их рыбой, и тяжёлый взгляд дядьки Медведя, оттолкнувшего от берега плот, на котором они перебирались через болото. А там, в толще тёмной и холодной воды, не живой и не мёртвый стоял пропавший целую вечность назад отец.

С тяжёлым звуком захлопнувшейся крышки гроба упал на место запорный брус ворот, скрыв белое лицо деда, как Кузнечик запомнил его на похоронах. Тимка хотел кричать и не мог. Он только крепче цеплялся за выскальзывающую из рук ветку, на которой пытался подтянуться, когда убегал от кабана, и не понимал, почему он всё ещё жив. Тёмная вода добралась до него и накрыла с головой.

Мальчишка-холоп наконец вырвал свою руку из внезапно ослабевших пальцев Кузнечика и опрометью метнулся к стоявшим у ворот Верке с Макаром.

– Ну всё, всё уже, – необычно серьёзная Верка, чуть покачивая, прижимала к себе мальчишку. – Так плохо, Тим? Накрыло?

Тимкины плечи задрожали, и он попытался сильнее вжаться в огромный Веркин живот. Спрятаться от всех и тихо заскулить, потому что тёмная волна, которая отступила так же внезапно, как и накатила, оставила в душе чёткое понимание – он, Тимка, трус. Он сейчас испугался до потери сознания, до потери памяти, испугался так, что больше не соображал ни где он, ни куда ему идти. И это не спрятать, не скрыть. Рано или поздно это всё равно станет видно. И тогда кому он будет нужен в этой крепости?

– Всё хорошо, не переживай, – добрались до сознания слова Верки. – Первый раз всех выворачивает. Новики, бывает, и порты мочат. Да что новики, оно и мужей попервах наизнанку выкручивает. Ты у нас ещё молодец. Вон как младших держал. Вот и откатилось.

Тимка, подняв лицо, заглянул в глаза Верке. Та улыбнулась.

– Не бойся. Всё уже позади. Всё прошло, пройдет и это.

Кузнечик попытался опять прижаться к обнимавшей его Верке и вдруг напрягся. На бревне, чуть поодаль сидели мелкие мальчишки и наблюдали за происходящим. Тимка снова вжался в Веркин живот, пытаясь спрятаться от их глаз.

– Они видели… ВИДЕЛИ! – прошептал Кузнечик.

– Они, брат, и не такое видели, – неожиданно раздался спокойный голос Макара. – Про Савушку ты уж и сам слыхал, наверное. А Митяй… На хуторе они жили, неподалеку от Куньева. Зима выдалась лютая, голодная, как к ним на подворье волки забрались, никто и не знает. А звери эти, когда голод чуют, всё, что видят, режут. Впрок, чтоб надолго хватило, а потом возле замёрзшего мёртвого стада долго сидят, не уходят. Они и начали резать всё подряд. Только смерть это для семьи. Вот его старший брат сгоряча и выскочил с топором против стаи. Ночь сидел Митяй, спиной дверь подпирая. Сзади волки скреблись в дверь и жрали его брата. А перед глазами мать баюкала раньше времени родившуюся мёртвую сестрёнку.

Макар взял Тимку за плечо и, отобрав у Верки, развернул к себе.

– Нет, парень, тот, кто хоть что-то в этой жизни видел, тебе и слова худого не скажет, а кто не видел… Да кому это интересно? Думаешь, что струсил, слабость проявил? – увечный десятник вдруг жёстко ухмыльнулся. – Я и сам так думал после первого боя.

– Я в бою не был, – пробурчал Кузнечик, отводя глаза.

– Будешь ещё. Никуда оно от тебя не денется… – Макар вгляделся в лицо мальчишки и, увидев, что тот взял себя в руки, продолжил: – Ты только вот как на это дело посмотри. Вот эти двое, что сейчас на тебя смотрят, настоящий страх уже знают. И когда он стал возвращаться, пришли туда, где меньше всего страшно. К тебе пришли. Посему, ты за них теперь в ответе. А раз так, то забирай эту мелочь, и двигайте на кухню. Кормиться, мало ли чем ещё сегодня заниматься придётся.

Кузнечик кивнул и, уже сделав несколько шагов в сторону сидящих на бревне мальчишек, вдруг остановился, снял с шеи цепочку с нательным крестиком, отстегнул от неё что-то и протянул Верке.

– Вот, тётка Вера. Любава сказала, что тебе образок Богородицы нужен. Возьми, тебе нужнее. Я его с маминого портрета резал. Деда сказал, что похоже, – Тимка вдруг поклонился. – И… Спасибо тебе, тётка Вера.

Верка взяла в руки серебряный образок, взглянула на него, побледнела, всхлипнула, на миг прижала Тимофея к себе и, резко развернувшись, опрометью кинулась к кухне. Тимка круглыми от удивления глазами посмотрел на Макара.

– Дык, бабы… Кто их знает, чего им в голову ударит, – наставник почесал бороду. – Ладно, дуйте на кухню. Потом разберёмся.

Вечером Макар стоял в дверях кузни, прислонившись к косяку двери, и молча наблюдал за мальчонкой, столь неожиданно ворвавшимся в его жизнь.

Тимофей сидел за столом, вокруг него собралась вся мелочь крепости. Каждый занимался своим делом. Митяй натягивал волосяную лесу, помогая Кузнечику вязать на ней узлы. Младшие девчушки, разложив на столе две тонкие полосы крашеного полотна, украшали их перьями, бантами и ещё какой-то хренью, пытаясь расположить их только в одним им, девчонкам, ведомом порядке. Оба сына Ильи шкуркой с наклеенным на неё песком зачищали деревянные плашки, то и дело прикладывая их к столу и следя, чтоб было идеально ровно. Савушка (Савушка!) размалёвывал кисточкой растянутый на столе лист бычьего пузыря, стараясь попадать в расчерченные угольком линии.

В стороне сидела только Красава, но и тут было что-то необычное. Если раньше младшие, особенно девчонки, напрягались и жались в её присутствии, то теперь на неё просто никто не обращал внимания. Неясно, напрягало ли саму Красаву такое положение вещей, но то, что она обескуражена, было видно.

Макар, всё так же жуя кончик соломинки, наблюдал за вознёй малышни и размышлял. То, что Верку подаренный образок Богородицы приложил от души, стоило ожидать, но чтоб настолько!.. Бабы, подобно Аристарху, учуяв в Кузнечике какую-то странность, умудрились перевернуть всё на свой бабский лад, да так, что внятно соображающему вою и в голову не пришло бы. Макар ещё раз прокрутил в голове услышанный на кухне разговор.

* * *

Дверь в кухню, где женское население крепости собралось на обед, со стуком распахнулась, словно её сорвало с петель. Бабы, успокоенные новостями из Ратного и наконец немного отошедшие от напряжённой тревоги после нескольких дней ожидания, испуганно вскинулись на ворвавшуюся в помещение вздрюченную, с выпученными глазами, запыхавшуюся Верку.

– Богородица! Бабоньки! Богородица! – выдохнула она с порога и, схватившись за грудь, привалилась к косяку.