— Так чем… Если кому быстро надо, то отваром цветков лягушачьей росы. Но следы на третий день на теле проявиться могут. Тогда от проверки Службы слежения не отвертишься. А так, чтобы не спеша, то корень подвозника настаивают на молоке, а потом по капельке в еду добавляют. Вот тогда человек и не живёт, и не умирает. Как Турна.

— Вылечить можно?

— Нет. Только Пресветлой молиться.

— Помолюсь! Обязательно помолюсь, — зло прошептала я, оборачиваясь на шум у двери.

Кто-то пытался втащить в комнату лохань, но узкий проход не позволял людям нормально развернуться. Взаимоисключающие команды, пыхтение и громкое сопение помогали мало.

Я бросилась помогать, на ходу оборачиваясь, чтобы и отзывчивую осведомительницу к делу призвать. Но в проёме окна, через которое она вынырнула на улицу, увидела только ступни босых грязных ног. Ну нет так нет. Информация тоже дорого стоит.

Две девчушки — не то погодки, не то двойняшки — крутились с корытом, едва удерживая его в тонких ручонках.

— Что же вы сами-то? — подхватила я утварь, одновременно уменьшая её вес. — Братьев бы попросили. Или заняты они чем серьёзным?

— Не станут они помогать, — покраснев непонятно от чего, ответила одна. Вторая, подтверждая её слова, кивнула. — Сами управимся.

— Сами — так сами, — согласилась я, устраивая посудину поустойчивее. — Воду вам девочка моя поможет принести.

Дети убежали, а я пошла готовить больную к купанию. Турна как тряпичная кукла лежала в жутких лохмотьях, заполнявших её гамак, безучастно глядя в потолок. Волосы скатались в сплошной колтун. Вонь стояла невероятная. Это каким садистом надо быть, чтобы предлагать отчаявшимся людям такой способ лечения?

Украдкой взглянув на окна — не подглядывает ли любопытная тётка, — я рукой провела по голове женщины, сбривая волосы. Ещё и заклинание прошептала, всплывшее из Книги:

— Идите волосы прочь, унося болезни в ночь. Коса вырастет новая, здоровье вернётся старое.

Девочки притащили ведро горячей воды и два ведра холодной. Для первого замачивания достаточно, но мыть надо будет два, а то и три раза.

— Вода ещё нужна будет, — предупредила я и подняла на руки больную.

«Великая Вселенная! Кожа да кости. Краше в гроб кладут», — запричитала моя внутренняя ведьма.

Что это она активизировалась? Давненько не виделись. Но разбираться было некогда. Проверив воду локтем и убедившись, что температура нормальная, я положила Турну в корыто. Вода сразу перестала быть прозрачной.

Велев девочкам присматривать за матерью, пошла снимать гамак. Аер бросился мне помогать — неловко было ему смотреть на обнажённую женщину.

— Ты целитель, — напомнила я ему тихо, чтобы успокоить мальчишку. — Учись смотреть на тело непредвзято.

Подросток засопел недовольно, но кивнул.

Отмывали Турну долго. Дважды меняли воду и извели кусок мыла, который я вытащила из своей кладовочки.

— Куда только теперь положить её? В старый гамак со всем тряпьём возвращать нельзя. Девочки, есть у вас запасная постель?

Спрашивала без всякой надежды. Откуда в семье, где распродано всё, могут быть излишки? Но девочки переглянулись и кивнули:

— Наше приданое, — открыли они большой сундук.

У меня защипало глаза. Святое богатство, к которому даже в трудное голодное время не прикасались. Девочкам замуж выходить, а значит, должны в дом мужа войти со своим скарбом.

— Деточки, обещаю вам, что не только вернётся, но и приумножится ваше приданое. Но сейчас матери вашей нужна чистая постель.

А те и не спорили. Сами достали и повесили гамак нарядный. На него тюфяк новый положили, подушки, одеяло. И не видела я в их действиях сожаления или желания утаить что-то. Хорошие дочери у Турны.

— Аер, ты присмотри за больной, а мы с девочками пойдём обед готовить. Кстати, как зовут вас, птички? А то за хлопотами даже спросить забыла.

— Я Дела, а она Шеля, — ответила та, что побойчее. — Только, тётенька, с обедом у нас ничего не получится. Еды у нас нет.

— Как нет? Я большую корзину снеди привезла. Кстати, где она?

Корзины стояли там, где их сгрузил возчик — в тени плетня. Одна давно уже была пуста. Филипп, выспавшись, выбрался из своей перевозки и пошёл исследовать окрестности. Всегда чувствовала его передвижения краем сознания, потому и не волновалась за питомца. «Я кот и гуляю сам по себе!» — время от времени напоминал мне фамильяр. А я и не спорила. Ни с ним, ни с Киплингом.

— Будем суп варить, — объявила я. — Турне сейчас жидкое и горячее нужно. Да и нам всем подкрепиться не мешает. Лечение дело небыстрое. Силы понадобятся.

Под навесом, вокруг очага со встроенным в него большим котлом, была устроена кухня. Некогда самое оживлённое место дома сейчас удручало заброшенностью, пустыми стенами и полками.

Выгружая продукты из корзины, видела, как округляются глаза девочек: курица, масло, сыр, разнообразные овощи и крупы. Похоже, всё это давно уже исчезло из рациона семьи.

Ароматы готовившегося супа выманили из укрытий всех членов семьи. Помогать ухаживать за больной желающих было трое, а вот присоединиться к обеду намного больше оказалось.

Отложив в пиалу несколько ложек похлёбки, я отправила сестричек кормить мать:

— Аер моя вам поможет. Она умеет за больными ухаживать, — напутствовала я.

Потом позвала чумазых детишек, крутившихся у навеса. Посадила рядком на потёртую циновку, дала по куску лепешки и мисочке с густым ароматным супом.

Не знаю, все ли дети были родичами хозяина дома, но не понимаю, как можно кормить только «своих», когда рядом шмыгают соплями и слюной такие же голодные, пусть и соседские, детишки.

Ребятня, бойко работая ложками, без капризов и перебора содержимого — фу, здесь лук! — покончила со своими порциями довольно быстро и умчалась по неотложным делам.

Самые занятые люди, подумала я, собирая брошенную посуду. Сколько всего им необходимо сделать до того, как станут взрослыми. Получить опыт и навыки выживания, набить шишки, завести друзей и врагов. Понять и принять себя в этом далеко не радужном мире.

— О, супчик с курочкой! — прервал мои мысли мужской голос. — Плесни-ка, мне, тётка, погуще и погорячее. Да ножку положить не забудь. Очень я куриные ножки люблю.

К угловому столбу, поддерживающему навес, привалился один из сыновей Ывносара. Он жадно втягивал крупным носом аромат, шедший от котла, и грыз соломинку, очевидно, предвкушая сытный ужин.

— Ты знаешь главное правило жизни? — домывая посуду, спросила я.

— Какое?

— Кто