указывал наставник. Наши с ней взгляды встретились, и на душе стало нестерпимо горько.

Я закрыл глаза. Закрыл, как всегда, когда нужно было успокоить, усыпить, убить совестливые позывы. Потому что невозможно помочь всем. Нельзя всех спасти. В этом мире есть только свои и чужие. Помогать нужно только своим. Как бы ни было жалко чужих — едва ты протянешь им руку помощи, то тебе ее отхватят по самое плечо. Да что там — даже свои и те не прочь так поступить. Так было всю мою жизнь. Я познал эту истину на своей шкуре. И сейчас я понимал: все они — все эти местные обитатели — они чужие. Они — мёртвые. И они чужды всем живым. В этой ситуации «своими» были однозначно все, кто жив. Все, кто населяет тот, настоящий мир.

— Все это противоестественно. — успокоившись, я открыл глаза, и увидел, как под моими ногами, вокруг меня, чахнет и желтеет трава. — Как бы ни были они достойны, как бы ни были они невинны, но они уже мертвы. Их удел — переродиться, или растаять на погосте, или стать духом природы. Так, как это было до богов. Так, как сейчас это происходит во всем мире.

В этот момент я отчетливо понимал, что сожаление, горесть, сопереживание, что били меня в грудь при каждом этом слове — это воздействие этого места. Я даже, кажется, замечал едва заметные потоки энергии, что волнами накатывали на меня из окружающего пространства. А еще я увидел, как трава вокруг начала таять и опадать серым пеплом.

Я пробудил в себе злость. Как делал всегда, когда возникало желание помогать окружающим. И не раз это меня выручало. Иногда даже, не побоюсь этого слова — спасало.

— Из-за них гибнут живые люди! — я поднял взгляд на наставника и встретил ответную маску полного равнодушия. — Они… Они просто мертвые паразиты. Ради своей мирной вечности они убивают. Может, неосознанно, да. Но это все из-за них! Если цена человеческих жизней — мертвые нежизни, то да! Их всех нужно упокоить!

В этот момент земля под моими ногами со смачным хрустом треснула, и от моих ног в разные стороны разошлась сеть трещин. Самые широкие, прямо подо мной, были сантиметров пять в ширину. И внутри этих трещин бурлил серый вперемешку с багровым пепел. Земля вокруг была мертва и суха метра на три.

— Что за фигня? — я аж подпрыгнул и попятился.

— Вы недостойны рая, Константин, вот что за фигня. — вздохнул наставник.

— И кто же это решает?

— Ирий. Ирий сам решает, кто и где достоин в нем находиться.

Сказав это, учитель топнул по земле. Несильно, но от этого удара вокруг разлетелась видимая глазу ударная волна, сметающая опавшую пеплом траву, в лучших традициях шаолиньских спецэффектов. А еще от этого удара земля окончательно разошлась и прогнулась. Знаете, как батут. Взмахнув руками, чтобы не упасть, я заметил, как мои ноги погружаются в горячий пепел, скрывавшийся под землей. «Капец» — мелькнула мысль, и в следующий миг мир вокруг завертелся, словно я покатился кувырком. А еще через миг я понял, что уверенно стою на твердой поверхности. Ступни мои погружены по щиколотку в серый пепел, но хотя бы без огня. И окружающая обстановка изменилась радикально.

Никакого солнца. Сумерки, подернутые багровыми тонами от то там, то сям пыхающих снопами искр полей. Небо затянуто свинцовыми тучами. В воздухе летают серые хлопья, а сам воздух раскален, словно в сауне у любителя пожарче.

— Знакомьтесь, Константин. Темный Ирий. Текущим координатам соответствует его горячая ипостась. — прокомментировал перемены наставник. — Вот такого вы, по мнению Ирия, достойны.

— Слышишь, Ирий, а иди-ка ты на хкх-кх-кх… — закашлялся я, подавившись горячим воздухом.

— А вот это зря. — огорченно поджал губы учитель, и вокруг него появился светящийся кокон, покрытый золотой пленкой. — То, что тут нет богов, не означает, что тут вовсе нет ушей.

Где-то высоко над нами, в тучах, раздался пронзительный мерзкий крик. Среднее между женским визгом и хищным рычанием.

— Эринии? Тут? — наставник нахмурился, и на его поясе возникла сабля с дорогой золотой рукоятью и в не менее дорогих черных ножнах с золотыми элементами.

— Что? Кто? Что за эринии? — происходящее нравилось мне все меньше и меньше.

— Киры, фурии, демоны возмездия, летающая совесть. — ответил наставник, вынув саблю из ножен и делая несколько сложных, на мой взгляд, пробных движений. — Названий много, суть одна. Полуматериальные магические монстры. Слуги темных богов, измененные ими в незапамятные времена. Без поддержки своих господ растеряли большую часть сил и разума, но все-равно опасны.

— Так может тогда лучше свалить, чем железками махать? — на месте учителя, я бы себе уже язык отрезал сабелькой за тот тон, что я себе позволил.

— Не волнуйтесь, Константин. Я вам гарантирую, что вы не умрете. — голос наставника вдруг стал из расслабленно-спокойного уверенно-стальным, и от него вновь пошла волна той невидимой силы, что заставляла склониться перед ним. — А эринии, это даже лучше, чем какие-нибудь черти или асмодеи. Эринии — жители ледяного ада, в огненном кольце у них сил еще меньше, чем в мире смертных.

Я хотел еще что-то ему возразить, но все вопросы выветрились из головы, когда я увидел объект разговора. Пот, выступивший от увиденного, без сомнения можно назвать холодным.

Я пытался забыть ЭТО два года. Два года назад по пьяни из окна выпала моя мать. И на ее похоронах я увидел то, что сейчас вылетало из нависших над головой туч. Женские тела, грязные, обезображенные жуткими багровыми шрамами. Живые змеи вместо волос. Крылья летучих мышей. И самое главное — рот. Даже скорее — пасть. Она открывалась до самых ключиц. Просто передняя часть шеи вместе с подбородком уходила вниз, открывая вид на кучу желто-коричневых клыков и длинный язык. Жуткие глаза с вертикальными зрачками. И измененные руки. Вместо кистей у них были костяные сабли, в локоть длиной. Получались такие своеобразные лапки богомола. Благодаря которым эти твари могут бегать на четвереньках так, что голова не опускается ниже, чем зад.

Два года назад я видел такого монстра на похоронах матери. Не явно, как едва заметную тень. Несколько секунд. Когда гроб опустили под землю, эта тень появилась над могилой и спрыгнула вслед за покойницей. Я тогда подумал, что голову напекло — был жаркий летний день.