грязью, плюётся даже.

— Книжки не воруй, пират, — почти по-отечески взывает к нему Тимурыч, качая головой. — Убьют менты когда-нибудь или посадят.

Это он наговаривает, где ж такое видано, чтоб менты без дела убивали.

Мы укладываем всю эту братию на пол в пазике, чтобы они не видели откуда и куда едут, и Скачков вместе с Игорем вывозят их загород. Предложение очень простое и щедрое — ещё раз встретимся, не переживёте. Вот остановка междугороднего, вот деньги на билеты. Домой, товарищи.

Игорь, правда, недоволен, что враг уходит живым, но тут спорить не о чем. Когда они уезжают, становится легче дышать. Неприятные ребята. Очень неприятные. Особенно этот, ну, да пёс с ним. Не хотел бы ещё когда-нибудь их повстречать.

Ладно, с одними неприятностями закончили, а других ещё столько, что можно всю жизнь с ними биться. Паша везёт меня в горком комсомола.

— Егор Андреевич, — строго приветствует меня секретарша. — Пройдите, пожалуйста, со мной. Ирина Викторовна просила вас подождать в другом кабинете.

Она встаёт из-за стола и ведёт меня в конференц-зал.

— Подождите здесь, пожалуйста.

Интересно, что за конференция будет? Я сажусь и минут пять медитирую, глядя на белый гипсовый бюст вождя мирового пролетариата. Ленин, партия, комсомол! Ленин, партия, комсомол!

Дверь открывается и заходит Ирина. Она сосредоточена и явно не в настроении. Лица на ней нет, можно сказать.

— Привет, — кивает она и садится за широкий стол напротив меня.

Хм… Я встаю и начинаю его обходить, чтобы подойти к ней.

— Сядь на место, — указывает она указательным пальцем на стул, где я только что сидел.

— Ириш, ты чего строгая такая?

— Сядь.

— Ты из-за Снежинского что ли?

— А ты откуда знаешь? — хмурится она.

— Я что-нибудь придумаю, не переживай, — киваю я и сажусь на место.

— И что, интересно? Заставишь его забрать свой донос и извиниться?

— Да, — соглашаюсь я.

— Да только это уже ничему не поможет. Эта его хрень уже в Москву улетела. Так что твоей широкозадой Куренковой подождать придётся, пока меня с этого места не турнут.

— Почему он это устроил, интересно? Что у него за зуб на тебя?

— Зуб у него на тебя, на Ефима, по нему это тоже бьёт, на меня, за то что ты на фабрике секретарём стал… да мало ли за что ещё. Говнистый он мужик и мутный.

Мне только такие в последнее время и встречаются.

— А чего он хочет? Чего добивается тем, что ты не поедешь в Москву?

— Во-первых, нагадить. Это вообще самое главное, наверное. Во-вторых… Если я не ухожу, значит, Куренкова не переходит на моё место и не освобождает своё.

— Странно, а ему что до этого? Какая-то долгая и ненадёжная комбинация. Кто её место займёт?

— Не знаю я… Второй секретарь…

— Крикунов?

Ирина хмурится.

— Просто говнюк он, — говорит она, — вот и всё. Снежинский этот.

— Это сто процентов, я-то знаю.

— Говнюк и бабник озабоченный.

— Серьёзно?

— Серьёзно. Этой вашей из «Прожектора» проходу не давал.

— Кургановой что ли?

— Да, очень хотел её первым секретарём поставить, облагодетельствовать, чтобы потом благодарность принимать.

— Ир, а если… Я повторяю, если, да ещё и бы, если бы вдруг, так случилось, что тебя не утвердили в ЦК? Вопрос чисто абстрактный и гипотетический, да? Так вот, кого бы тогда послали?

— А это, скорее всего, не от нас бы человек был…

— А откуда?

— Не знаю, честно говоря.

— А ты с первым говорила? — показываю я пальцем в потолок, имея в виду первого секретаря обкома ВЛКСМ.

— Дорофеев со мной говорил, а не я с ним. Вызвал и сказал, что ему из Москвы по башке настучали, потому что я аморальная, меняю сожителей, как перчатки, пробиваю себе дорогу не делами, а передком, всё через постель, и теперь ещё вот школьника пропихиваю на ответственную работу. С чего бы это?

— А почему Снежинскому от Дорофеева не прилетело? Он, как я понимаю, через его голову свои доносы отправил?

— Прилетело, наверное, только это уже не так и важно. Ему что терять?

— Не скажи, он знаешь как гордится тем, что в обкоме трудится? Интересно, а почему мы не у тебя в кабинете встречаемся?

— Чтобы не мешал никто, чтобы поговорить можно было спокойно.

— Чтобы никто не видел, что я к тебе прихожу?

Раздаётся стук в дверь и заглядывает Лена Иванова:

— Ирина Викторовна, вы бы не могли подписать?

Новицкая смотрит на меня с видом, будто спрашивает «и где мне прятаться вообще?»

— Привет, Лен, как жизнь? — улыбаюсь я.

— Нормально, — улыбается и она и идёт к Ирине с пачкой бумаг. — Чего не заходишь?

— Захожу, как видишь.

Она ждёт, пока Новицкая всё подпишет и уходит.

— Ир, пошли к тебе в кабинет. Звоночек сделаем один. Или два.

Она машет рукой, в смысле, что прячься, что не прячься.

— Пошли… Надо выпить сегодня хорошенько, да? Ты со мной?

— Я не пью, вообще-то… Я ведь ребёнок ещё.

Соединяют быстро, почти мгновенно. Вот какая сила у комсомола и КГБ. Я звоню Злобину, который Де Ниро.

— Леонид Юрьевич, здравствуйте, это Брагин. Мне нужно посоветоваться с вами, хочу подъехать послезавтра, найдёте минуточку?

— Найду, даже хорошо, что собираешься. У меня тоже вопросики есть организационные. Скажу, чтобы тебе заказали всё как обычно.

— Да, спасибо большое. У меня ещё просьба имеется. Вы не могли бы проверить, чью кандидатуру вместо Новицкой рассматривают?

Ирина делает дикие глаза и показывает на телефон, мол ты с ума сошёл? Слушают же! Но я только киваю и ободряюще улыбаюсь.

— Хм… — он ненадолго замолкает. — Я и так знаю, в принципе. Я земляками нашими интересуюсь, а она тоже наша землячка. Только сейчас она в Новосибирске работает, в обкоме. Между прочим, бывшая жена Снежинского, того, что все эти кляузы настрочил.

— Упс.

— Вот тебе и «упс», — смеётся он. — Где вы, молодёжь, только словечки такие берёте?

— А их что, больше одной? — спрашиваю я. — Кляуз, то есть.

— Больше. Две на Новицкую и одна на тебя. Ладно, приедешь, поговорим ещё. На самом деле кандидатур несколько. Эта вышла на первое место, насколько мне известно, но и Ирину ещё полностью не сбросили со щитов. Другое дело, что никто не хочет копаться в этом всём да разбираться.

— А она замужем сейчас?

— Кто, жена Снежинского? Нет не замужем, кажется.

Вот он, наверное, почему не боится гнева первого. Если у него выгорит пристроить бывшую, она его в Москву вытащит, или ещё куда. Раз он в неё вкладывается, значит на что-то рассчитывает, правильно? Может, у них договорённости между собой. Рисковый бродяга, хилый, но кишка не тонка, похоже.

— Понятно. Ладно, спасибо огромное. До послезавтра.

Вот же ты какой жук, Снежинский…

— Так что на вечер? — спрашивает Новицкая.

— Ириш, не знаю пока, могу допоздна задержаться. Если ты не против, тогда приду.

Она машет рукой и ничего не говорит. Подорвала её эта новость, похоже.

— Блин, Ирка, я тебя не узнаю. Ты же была генералом или нет, комиссаршей с маузером, чего скисла-то? Не бойся, я этому Снежинскому-Нежинскому устрою сладкую жизнь, вот увидишь. Будет на коленях перед тобой ползать. В чёрном латексном комбезе.

— Чего? — распахивает она глазищи

— Вот увидишь, — улыбаюсь я. — Обожаю, кстати, твои глаза

Приехав на фабрику, первым делом иду к директору. Здесь у меня всегда зелёный.

— Егор, — встаёт он из-за стола. — У нас пуговицы могут раньше времени закончиться, там брака много.

— Брака? В пуговицах? Или кто-то клепать не может?

— Да леший его разберёт, я смотрел, вроде хорошо бьют ребята, но брак валом.

— Ясно всё. Я машинку заказал уже, скоро приедет, через неделю, может. Там и фурнитура будет, новая партия. Неделю продержитесь?

— Постараемся.

— Пусть лучше бьют, а то по пуговицам видно сразу, что палево. Косых много. Для Новосибирска первую партию сделайте идеальную, ладно?

— Ладно. Но ты когда подключишься к продажам? Нам затовариваться нежелательно, сам пойми.

— Когда подключусь? В смысле? А вы сами что ли продаёте, без меня?

— Нет, — осекается он. — Я имел в виду, что это мы же там с товарищами из Облпотребсоюза… а ты же говорил, дополнительно ещё объёмы пойдут…

— Пойдут, шить успевать не будем. Сегодня буду решать.

— Ну, я про это и хотел спросить… Лады…

После директора, я иду в комитет.

— О, Галка, привет. Ну-ка выйди из-за стола. Что с тобой?

— Что? — хихикает она подрагивая своими хвостиками.

— Ты что в мини юбке?

— Ну, Егор! — смеётся она и хлопает ресницами за линзами очков.

Длинные, немного угловатые ноги нагло торчат