Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому я лишь на следующий день смог отправиться скорым вечерним поездом – во всеоружии всех необходимых бумаг, полученных в местной полиции, – в Берлин, чтобы начать поиски вора. Надо отметить, что там ночная служба полиции была организована совершенно иначе, чем в Дрездене. Мне тотчас же предоставили переодетого в штатское сотрудника, чтобы мы вместе с ним прочесали ночные кабаки и притоны. Это был весьма занятный, хотя и безуспешный рейд. После бессонной ночи я утром, в семь часов, вновь явился в управление полиции, где мне был предоставлен другой сотрудник. И, прежде чем мы с ним отправились в дневной рейд, я получил еще массу впечатлений в самом здании управления и умножил свой багаж знаний о работе берлинской полиции: я понаблюдал за арестованными ночью преступниками и женщинами-проститутками, сидевшими в специальном помещении за решеткой, а кроме того, присутствовал при сборе нескольких из сорока тайных сотрудников, которым показали привезенную мной фотографию вора. Каждый старательно вглядывался в его черты, стараясь как можно лучше их запомнить.
Когда я затем со своим спутником ездил по улицам Берлина, я попросил его всякий раз, увидев коллегу, давать мне какой-нибудь знак и был удивлен огромному количеству агентов, обеспечивавших безопасность на оживленных улицах имперской столицы.
Мой Шерлок Холмс проявил незаурядное чутье. Он сразу высказал предположение, что наш вор намерен бежать в Америку, и добавил, что такого сорта публика обычно останавливается в отеле «Гамбургский двор», расположенном рядом с тогда еще существовавшим Гамбургским вокзалом на северо-западе Берлина. И мы направились прямо к этому отелю, который оказался самой низкопробной гостиницей. Наш вор и в самом деле останавливался там и еще вчера, когда я прибыл в Берлин, уехал в Силезию.
Несчастный глупец был арестован через несколько дней в Бреслау218.
36. Первая поездка в Рим, 1883 год
В 1883 году мне посчастливилось совершить первое из многочисленных путешествий в Рим, которые я ежегодно повторял до 1888 года включительно. Я уже упоминал выше, что нашим главным рынком сбыта была Италия. Мы продавали нашу продукцию государственной табачной монополии начиная еще со времен Гупмана, который нашел в Риме в лице князя И., как он полагал, подходящего торгового агента. Ибо его вера в необходимость взяток в коммерческих сделках с итальянским правительством была непоколебима.
В действительности же князь клал весьма солидные комиссионные себе в карман и жил на них в Вечном городе припеваючи. Лет тридцать спустя я познакомился с его сыном, служившим в итальянской дипломатической миссии в одной из балканских столиц.
В 1883 году срок действия нашего долгосрочного контракта с итальянской государственной табачной монополией истек. До этого момента отец лично занимался отношениями с Римом. Была уже назначена дата его очередной поездки в Италию, когда он вдруг объявил о своем неожиданном решении предоставить эту миссию мне и выразил надежду, что я заслужу себе статус директора, заключив новый, выгодный контракт. Итальянский язык я к тому времени выучил в Дрездене с помощью секретаря итальянского консульства, барона Лочеллы, бывшего гарибальдийца219.
И вот, еще горя идеями, которыми проникся в гимназическую пору, я устремился в неслыханно прекрасный Рим. Чрезвычайно медленный ход переговоров в Министерстве финансов с господином Франчиозини и тогдашним генеральным директором таможенного управления, впоследствии министром финансов Элленой220 позволил мне продлить пребывание в Риме до полутора месяцев и таким образом увидеть хотя бы малую часть из множества достопримечательностей. Чем лучше я узнавал Рим, тем больше убеждался в том, что на основательное знакомство с ним нужны годы. Богатства и красоты, которые таит в себе этот удивительный город, подобны безбрежному морю.
Со временем я нашел доступ к немецким художественным кругам и благодаря одному дрезденцу по имени Кальберла221, жившему у Монте Ротондо в своем имении, познакомился с Римской Кампаньей.
Переговоры мои в конце концов увенчались успехом. Однако подписание договора должно было состояться лишь через две недели, поскольку итальянская бюрократия работала очень медленно.
Я, пользуясь случаем, съездил в Неаполь, где счастливым образом встретил уже знакомое мне по отелю «Квиринал» в Риме одно милое датское семейство, в котором были две очаровательные дочери. Датчане не знали ни слова по-итальянски, с грехом пополам изъяснялись по-французски, зато бегло говорили по-немецки, так что я в роли гида пришелся им как нельзя кстати и получил удовольствие от знакомства с достопримечательностями Неаполя в этой прелестной компании, а кроме того, совершил вместе с ними поездку на Капри через Сорренто и Кастелламаре.
Не знаю, что было для меня более притягательным – восхитительная красота острова и синева моря или голубые глаза северных дев. Во всяком случае наше прощание на руинах дворца Тиберия, когда время совместных путешествий закончилось, прошло со слезами и поцелуями.
Это был последний флирт в моей жизни. До того я с шестнадцати лет с завидным постоянством каждый год страстно влюблялся. В этот же раз я был настолько экстравагантен, что распространил свое нежное чувство на обеих сестер. Все кончилось бы трагедией, если бы эта история вышла за рамки безобидного флирта.
37. Рудольф де Брейн
В те дрезденские годы я приобрел близкого друга в лице Рудольфа де Брейна, бывшего школьного товарища моего брата Альберта. Правда, неумолимая судьба и его скоро вырвала из моей жизни, как это случилось с двумя другими моими друзьями, умершими в расцвете лет: Карлом Шайдтом, которого скосил туберкулез, и Альфредом Юнкерсом, у которого было больное сердце.
Де Брейн, дрезденский голландец, отправился на Суматру, чтобы начать свою коммерческую деятельность на плантациях сахарного тростника. Через несколько лет, сделав неплохую карьеру, он вернулся в Дрезден, чтобы навестить родителей. Я быстро сдружился с этим удивительным человеком, чья мужественность восхитительно проявлялась как во внешнем, так и внутреннем облике.
Там, на плантациях, где человеку приходится рассчитывать только на себя, он стал настоящим мужчиной. Его левое запястье было повреждено зубами тигра, а на предплечье полосатый хищник оставил следы своих когтей, когда Рудольф вступил с ним в смертельную схватку, чтобы защитить своих рабочих.
Во время обхода плантации