Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Читала я как-то про какого-то Тантала. Этот тип ухитрился так прогневать древних богов Эллады, что те устроили ему знатный троллинг — в общем, вокруг него была масса всего съедобного и жаждоутоляющего, но стоило бедняге попытаться перекусить или попить водички, как все оказывалось доступно только в режиме просмотра. Иногда я чувствую себя таким Танталом — всего вокруг море, но на это можно только смотреть. Виной тому убеждения моих родителей, или, если точнее, матушки, поскольку отец умер, когда мне было четыре года. С тех пор мои мучения и начались.
Приемная матушка сочетает в себе несколько, казалось бы, несоединимых крайностей. С одной стороны, она убежденная веганка. Не вегетарианка, а чистый веган — ничего из того, что хоть каким-то боком можно отнести к животному миру, к нам на стол не попадает. Причем какая-то сволочь внушила матери мысль, что грибы тоже живые и чуть ли не разумные, так что их мы тоже не едим. Меха, кожа, шерсть — под запретом. О лекарствах скажу чуть ниже, там вообще мрак.
С другой стороны, матушка крайне подозрительно относится ко всему синтетическому. Состав всего, что попадает ей под руку, она скрупулезно читает, едва ли не под лупой, и выбраковывает половину. Буква «Е» в составе пищи вводит ее в состояние кататонического ступора, даже если это безобидная лимонная кислота. Шампуни, кремы, мыла, маски, даже зубная паста для нее — сплошные парафины, парабены, эсэлэс и тому подобное. А то, где нет химии, содержит животные масла и прочее, находящееся под строжайшим табу.
То же самое с лекарствами, но это умножается на следующий пунктик матушки — народную медицину. Сразу оговорюсь — часа три-четыре я, во избежание скандала, посвящаю йоге, дыхательной гимнастике, раскрытию чакр и подключению к космосу (в том смысле, в котором это понимает матушка). Жуть, мракобесие, хорошо, мне удалось купить себе старенькие ВР-очки, которые я выдаю за депривационную повязку. Кстати, о депривации… мало того, что питаюсь я черт-те чем, так еще и скудно: честное слово, наверно, даже в албанской тюрьме лучше кормят. Количество жидкости — не больше двух с половиной литров в сутки. Водные процедуры не приветствуются, чтобы избежать излишнего поглощения жидкости кожными порами, но тут уж я изворачиваюсь, как могу — без хотя бы получасовой ванны и душа дважды в сутки я чувствую себя… короче, намного хуже, чем обычно, при условии, что жизнь у меня не сахар и не мед.
Так вот, лекарства традиционные, те, что в аптеках продаются, табу, зато всякая гомеопатическая отрава принимается на «ура», в том числе и в виде профилактики. Слава богу, я не особо болезненная, иначе с такими жизненными принципами матушки уже давно бы загнулась.
Самое веселое, что продукции той же Д8 моя матушка демонстративно избегает, считая ее «нечестной». Нечестность, видимо, заключается в том, что этим ребятам действительно удается сделать жизнь человека чище и лучше, не загоняя его при этом в прокрустово ложе из своих «принципов» и суеверий.
Впрочем, вы наверняка заметите, что это небольшая проблема. К чему лекарства, к чему средства гигиены, если наша семья столь богата, что мы можем позволить себе почти все? Терапевтические и гигиенические наноботы уже не редкость, хоть их порция стоит пока как шикарный лимузин. В том-то и дело, что этого матушка тоже допустить не может — с ее точки зрения не только наноботы («неизвестно как влияющие на физическую и энергетическую структуру нашего тела»), но и самая простая, даже декоративная аугменция — категорически неприемлема!
«Ты не понимаешь», — любимое выражение моей матери, кстати; послушать ее, так я вообще ничего не понимаю, прямо как Джон Сноу из классического фэнтези Мартина. «Наш организм — совершенная саморегулирующаяся система, состоящая из множества планов: энергетического, информационного, твердого, жидкого, газообразного. Внедряя в него чуждые элементы, мы нарушаем эту целостность и совершенство. Нет ничего такого, что может дать человеку имплантат и не может предоставить его собственное тело. Лучше позаботься о чистоте своих энергетических связок, и вскоре ты сможешь все то же, что эти полукиборги, оставаясь самой собой».
…оставаясь самой собой… А кто вам сказал, что я хочу оставаться собой? Что я себе такой нравлюсь? Все говорят, что я — само совершенство, даже мать, но я им не верю, и в особенности Ирине Филиппусис. Мне слишком часто врали взрослые, чтобы у меня осталось хоть какое-то к ним доверие. И потом, какой толк быть совершенством, если это совершенство тебе самой не нравится? Мое совершенство — как модельные туфли на каблуке: красиво, но очень, очень некомфортно…
* * *
Наш отель, повторюсь, конечно, новодел, но архитектор был тем еще затейником. Исследуя от нечего делать дом, я вскоре обнаружила, что внутри здание намного меньше, чем снаружи. Более скрупулезное изучение показало наличие многочисленных переходов, коридоров и комнат, не отмеченных в плане. Будь это действительно старинный монастырь — сколько всего интересного я нашла бы, проникнув в эти потайные комнаты, но увы. Единственной моей находкой оказался старый деревянный стол, пластиковое кресло допотопного вида и архаичный, примитивный компьютер. Последний был в рабочем состоянии, но его вычислительная мощность, по нашим временам, являлась просто смехотворной. Тем не менее я довела его до ума и после недолгих манипуляций сумела даже подконнектиться к какому-то российскому спутнику, в буквальном смысле брошенному на орбите еще до Года Кометы, но исправно функционировавшему до сих пор. Еще немного манипуляций — и у меня появился независимый выход в Интернет, не контролируемый мамочкой. Ура!
Ну ура, и что? Много времени проводить в своей крипте я не могла — матушка хоть и была большую часть времени занята гостями, тем не менее практически не спускала с меня глаз, а я вовсе не хотела вновь оказаться изолированной от большого мира. Но тут весьма кстати я наткнулась на один олдфажный сайтик и обрела новое, неожиданное увлечение, захватившее меня с головой…
…я вошла в свою потайную комнату и закрылась изнутри на щеколду — еще один допотопный, с позволения сказать, «механизм». Дверь в комнату была подогнана очень плотно и в закрытом состоянии полностью, без шва, сливалась со стеной, так что я исчезла для мира моей матери и погрузилась в свой мир, пахнувший теплым воском и неизвестным мне ароматом, похожим на упорно презираемый матушкой спиртосодержащий парфюм.
С момента моего первого появления здесь комната преобразилась. Пол теперь покрывал спертый со склада отеля огромный ардебильский ковер, по которому приятно ходить босиком; столов стало два, второй занимали швейная машинка и гончарный круг. Еще был платяной шкаф, в котором я хранила ткани, пуговицы и прочее необходимое. Над обоими столами появились две полки, на которых стояли, сидели и лежали мои дети — восковые куклы.
Конечно, я не смогла бы долго хранить в тайне свое новое увлечение, поскольку мне требовались материалы — прежде всего воск, много воска. Но, к моему удивлению, Ирина Филиппусис это занятие внезапно одобрила. По ее мнению, рукоделие и скульптура развивали мелкую моторику, являясь чем-то вроде особого вида медитации. Так что теперь у меня появилась возможность «отмазываться» от периодически возникавшего у матери назойливого желания пообщаться дежурной фразой: «Я ваяю/шью, не отвлекай, пожалуйста, меня от созерцания превращения хаоса в гармонию». Матушка велась на это, к тому же я не врала — увлекшись созданием фигурок из воска, я даже стала меньше времени проводить в Интернете.