Я же, вспомнив что-то из прочитанного в Сети, наклонился и, внутренне замирая, коснулся губами хрупких пальцев, словно окутанных мягким, невидимым обычному взгляду сиянием.

— Ух ты, какой галантный. — Голос Ники стал чуть ниже, в нем появились воркующие нотки, похожие на кошачье мурлыканье. — Ты уже совсем взрослый, Фредди. Взрослый, красивый, одаренный — нельзя, чтобы такой цветок зачах в столь бесплодном месте. Хочешь взглянуть? — Она жестом указала на панорамные окна, которые были спереди и сзади. Мы уже взлетели; здания миссии отдалялись, но каноник, управлявший аппаратом, заложил вираж, чтобы я мог посмотреть на место, так долго бывшее моим домом.

Какой крохотной и ветхой казалась наша миссия с высоты птичьего полета! Она прилепилась к отвесной скале, как гнездо ласточки к старой стене. Я разглядел даже заросли плюща, окружавшие миссию, того самого плюща, что мне помог.

— И что ты чувствуешь? — спросила Ника.

Она сидела рядом со мной, так близко, что ее волосы касались моей шеи. Я чувствовал странное волнение и догадывался, что это из-за нее. Я впервые находился в компании женщины, и не просто женщины — ангела во плоти.

— Ничего, — сказал я, стараясь не смотреть в ее сторону. — Это место не было моим домом.

— Ты прав, — ответила Ника. — Но ты бы хотел, чтобы у тебя появился дом? Хотел бы оказаться среди людей, которым не безразличен?

— У меня не было близких, — ответил я. — Но, конечно, хотелось бы почувствовать, что это такое. Вы однажды мне приснились…

Я ждал, что Ника удивится, но она только кивнула.

— You had a dream, which was not all a dream[37], — сказала она своим чарующим, мурлыкающим голосом. — Не сон, Фредди. Воспоминание.

— Почему вы зовете меня Фредди? — спросил я. — В обители меня называли Фриц, у меня немецкое имя и фамилия…

— Твои родители были немцами, это правда, но они не успели дать тебе имя, — объяснила она. — То, что ты видел, действительно случилось с тобой, Фредди. Ты искал на себе ожоги, но от них не осталось следов. Ты ведь помнишь Апистию?

Я кивнул. Ругающегося ангела сложно не запомнить.

— Ее дар — исцеление. Она может сделать больше, чем любая из современных клиник. Но с тем, что они сделали с тобой, даже она не сумела совладать, а ты смог. Почему?

— Потому что вы в меня верили, — ответил я.

— А еще потому, Фредди, что ты — один из нас, — улыбнулась Ника, легонько касаясь пальцами моей щеки. — Не отворачивайся, пожалуйста, смотри на меня, тебе ведь этого хочется?

Я кивнул, нерешительно, как-то судорожно. Она осторожно повернула мое лицо так, чтобы я мог ее видеть.

— Что значит один из вас? — спросил я. — Я тоже ангел?

— Ангелы суть служебные духи, — улыбнулась Ника. — Но я не дух, в чем легко убедиться, просто прикоснувшись ко мне. Мы не ангелы, но и не совсем люди, Фредди. Мы — новая раса, супермены, и каждый из нас наделен чем-то, что считается у простых людей сверхъестественным. Потому тебя хотели убить, хотя ты ничего плохого не сделал. Ты еще был младенцем, но они уже тебя ненавидели.

— Они говорили, что я сын дьявола. — Я уже не сомневался в реальности того, что видел во сне. И как можно сомневаться, если Ника оказалась рядом, ее можно было увидеть, коснуться…

— Люди часто валят на дьявола собственные грехи, — печально проговорила Ника. — Твердят, что борются со злом, и в этой борьбе творят зло намного большее, чем то, с которым борются. Ты не сын дьявола, это ложь, и ее им подсказала простая зависть. Но именно потому тебе опасно быть среди этих людей.

— Почему? — спросил я.

— Потому, что ты ходишь, — ответила она. — И рано или поздно кто-то, та же Конгрегация, заинтересуется почему. Ты когда-нибудь слышал о таких, как ты?

— Нет, — покачал головой я.

— Не потому, что их нет, — сказала Ника. — Вскоре ты увидишь, как много у тебя сестер и братьев. Но не всех мы успели спасти. От многих люди потихоньку избавились, руководствуясь опасением, как бы чего не вышло. Они уничтожали великие открытия, шедевры искусства и науки только потому, что не понимали и боялись, а тех, кто в чем-то их превосходит, загоняли в угол… или тоже уничтожали.

Она наклонилась ко мне так близко, что я почувствовал на щеке ее теплое дыхание.

— А я не хочу, чтобы тебя уничтожили, — сказала она. — Не для того я шестнадцать лет назад спасла тебя из огня. Тебя зовут Фредди, потому что ты напомнил мне одного легендарного героя, тоже прошедшего через огонь и муки. Но хватит, свою чашу горя ты уже выпил. Пора попробовать сладкую чашу.

Ника откинулась на спинку сиденья и заговорщически подмигнула:

— Хочешь вина? Наверно, ты пробовал вино только за Причастием? Или… — она чуть склонила голову, — может, ты хочешь меня поцеловать?

Я почувствовал, что краснею. Очень сильно, мне даже стало жарко от прилившей к лицу крови.

— А можно?

Она вновь подалась вперед и шепнула на ухо:

— Можно, Фредди. Теперь все можно.

А потом прикоснулась мягкими губами к моим губам.

Порой мне снятся кошмары, но необычные. В них никто не гоняется за мной с окровавленным тесаком, не сжимаются вокруг меня стены, я не проваливаюсь в бездонные колодцы и меня не хоронят заживо.

Мне снится, что я овощ. Не человек, находящийся в коме, а самый настоящий овощ — помидор, кабачок или картошка. Причем я именно ощущаю себя помидором или кабачком, хотя это и трудно объяснить. Я ничего не делаю, ничего не чувствую, ничего не вижу — лежу в полной темноте и знаю, что я, скажем, вилок салата, который когда-нибудь срежут, покрошат на кусочки и положат в вегетарианский суп. Я даже этого хочу, но в моих кошмарах такого не происходит, и я остаюсь овощем до тех пор, пока в ужасе не просыпаюсь.

В темноте (а ночи у нас темные) я ощупываю себя, убеждаясь, что у меня есть руки, ноги, грудь, что я человек, а не патиссон. Потом вздыхаю с облегчением, выпиваю стакан минералки и отправляюсь гулять по темным коридорам той части отеля, куда не заходят постояльцы, где живем мы с матушкой, а также расположены различные административно-хозяйственные и складские помещения. Моя прогулка заканчивается, как правило, в маленьком изолированном дворике с небольшим бассейном-джакузи, в который я погружаюсь, чтобы доспать уже без сновидений, а поутру выслушать от матери очередную лекцию о вреде гипергидрации.

Матушка говорит, что это место когда-то было монастырем, и, конечно, врет. Я точно знаю, что наш SPA-отель построили в конце нулевых турки именно как отель. Тогда был популярен «тематический» отдых — сейчас это направление переживает ренессанс, люди опять интересуются возможностями отдохнуть необычно, а на самом деле — попросту дешево и сердито.