Где-то впереди ухнула птица, и Леди нервно запрядала ушами.

Что-то изменилось в самом воздухе, и я не сразу поняла, что именно. А потом стало ясно. Лес, только что взрывающийся разноголосым хором птиц, треньканьем, свистом, писком, помертвел, затих, что не слышно даже шелеста крон.

Видимо, эта внезапная тишина напугала лошадь, потому что по телу Леди прошла крупная дрожь.

Я похлопала лошадь по шее, подбадривая, но Леди коротко заржала и встала, не шевелясь, я чуть было не тюкнулась носом о холку.

— Леди, детка, — позвала я.

В ответ мне подбили задом и хотели отпрыгнуть в сторону, так, что я с трудом удержала поводья.

— Андре! — позвала я.

Но Андре уже и сам понял, что что-то не так. Его мерин казался не таким напуганным, как Леди, но и он принялся вращать ушами и грызть мундштук, фыркая.

— Стой, Эя, назад, — тихо сказал Андре.

Я натянула левый повод, но Леди как будто окаменела, с ужасом я поняла, что не выправлю.

Сзади раздался грохот копыт и поскрипывание колес. Наши!

— Стой, где стоишь, Эя, — сказал Андре, который прекрасно понял мою ситуацию. — Сможешь?

— Смогу, — постаравшись придать голосу уверенности, ответила я.

— Отлично, малышка, все под контролем.

Андре обернулся и скомандовал:

— В кольцо. Кажется, впереди засада. Джен, Стал, бросайте карету.

Я рискнула обернуться, и ахнула, обнаружив выучку наших возничих. Каким-то чудом лошади вышли из-под арки повозки и замерли, как вкопанные. Прыжок — которому позавидовали бы рыси — и наши возничие сидят на лошадях, без седел, обнимая ногами бока. Третья секунда — вожжи падают на землю, Джен и Стал вцепились в пышные гривы.

— Ни шагу от леди, — скомандовал Андре, и возничие подъехали с двух боков.

Леди испуганно заржала, замотала мордой. Я натянула повод изо всех сил, костяшки пальцев побелели.

Когда впереди раздалось рычание, я подумала, что сплю и вижу сон.

Но во сне этот звук заставлял цепенеть, лишал воли и разума, а сейчас я с изумлением поняла, что испытываю какое-то странное облегчение.

Слава Богине, началось.

Сколько можно ждать и трястись от страха!

Я почти не удивилась, когда дорогу преградили шестеро волков. Звери выстроились парами, точно показывают боевую выправку. Оскаленные морды, вздыбленные холки, вытянутые струнами лапы.

Из кустов выходят все новые и новые волки, и дорога из песочной становится серой. Кусты по бокам обочины шевелятся. Я поняла, что стая берет нас в кольцо.

— Держите круг вокруг леди, — процедил Андре.

— Есть, — тихо прозвучало сзади.

Андре достал ту самую бутыль, которую я видела, когда мы покидали Ньюэйгрин. Блеснув синими искрами, бутыль медленно поднялась над его ладонью, и откуда-то из серого скопища раздался жалобный скулеж и короткий рык. Скулеж утих.

Один из наемников приблизился к Андре практически вплотную.

Когда я увидела взметнувшуюся руку с мечом, я истошно закричала.

— Андре!!

Андре успел отклониться, и удар пришелся плашмя. Он скатился наземь, застряв одной ногой в стремени, и в ту же секунду прыгнули волки. Все разом.

Прозвучал свист, и кожа ощутила колебание воздуха. В следующую секунду по бокам от меня осели два обезглавленных тела. Круглые предметы запрыгали по копошащейся, издающей хищное рычание, серой массе.

Ржание лошадей, рычание, свист, крики на странном наречии — все это слилось в единую шумовую завесу. На спинах лошадей, там, где только что были люди, замелькали серые тени.

Все это словно неслось мимо меня. Я не могла оторвать взгляд от того места, куда только что упал Андре, но видела лишь серые тела волков.

Один из волков прыгнул на Леди, и она встала на дыбы, молотя копытами в воздухе.

Меня дернули сзади за плечо, стаскивая на землю, и я закричала, и кричала, пока в голове не зазвенело и мир не исчез куда-то.

* * *

Мне снилось, что я лечу, и с каждым взмахом крыльев проваливаюсь в воздушные ямы, и что-то с силой впивается мне в ребра, и жутко болит шея. Кажется, я стонала во сне, и в ответ слышала приглушенное рычание, как будто откуда-то снизу, так близко, словно рычала я сама.

Тогда мне начинало сниться, что я бегу куда-то, и под стопами и ладонями мягко пружинит песок и сосновые иголки.

В воздухе запахло грозой, по телу застучали капли, и я как будто перенеслась на берег реки, которая поднялась, вышла из берегов, приподнялась водяным капюшоном и поглотила меня.

Запахло псиной и мокрой шерстью, снова вернулось ощущение, что я куда-то бегу, снова что-то впилось в ребра. Я словно приподнималась в воздух и падала.

Над самым ухом прозвучало рычание, за которым угадывались слова:

— Она слышит.

— Не может быть. Она опоена.

— Слышит.

Рычание усилилось, и слова пропали. Где-то, совсем рядом завыл волк, а я опять провалилась в темноту.

— Не бояться смерти! Не бояться боли! Не бояться жизни!

Стройный гул голосов, соперемежаемый звериным рыком, раздается откуда-то снизу, словно я снова в башне, а во дворе замка орут сотни людей. Но какая-то эта башня слишком высокая, судя по крикам…

— Не бояться смерти! Не бояться боли! Не бояться жизни!

В такт каждому призыву раздается глухой удар, и башня покачивается.

— Смерти!

— Боли!

— Жизни!

Удар. Удар. Удар.

В ответ каждому удару и покачиванию башни пульсирует в ребрах, в пояснице, бегут полчища мурашек по ногам, пальцам рук, словно каждая мурашка вооружена острой иглой, что вспарывают кожу.

Ощущение, что я отсидела, отлежала все тело, и чувствительность возвращается с водопадом боли.

Кровь шумно пульсирует в висках, заглушая даже рев толпы внизу.

Я поняла, что руки и ноги подрагивают, но мысли слишком вязкие, и не могут удержаться на одном месте, как мартышки, скачут с ветки на ветку, и поэтому я не могу испугаться.

Чувствительность возвращается медленно, вместе с ломотой костей и шумом в голове.

В горле пересохло, язык распух и занимает весь рот. Я открыла глаза, и свет неприятно резанул их, под веками защипало. Смутные пятна, прыгающие перед глазами, постепенно слились в очертания и я увидела над собой странный потолок, словно переплетенный из множества ветвей. Потолок в форме купола, высокий, я лежу под самой серединой, то есть под самой высокой его точкой. Свет сочится из боковых просветов.