В это утро Мики побежал прямо к болоту, на котором были расставлены капканы Лебо. На этот раз в них попалось больше всего зайцев, и попадались они именно на этом самом болоте в маленькие домики, которые Лебо устраивал из прутиков и веток, чтобы снег не засыпал его приманок. Зайцев ловилось всегда так много, что они представляли собою для звероловов одно сплошное бедствие, так как, попадаясь в ловушки, делали их совершенно бесполезными для поимки других животных, с более ценным мехом. Это раздражало Лебо тем более, что к зайцам теперь прибавился еще и Мики, который съедал приманки и портил шкурки на попавшихся действительно ценных зверьках.

По мере того как при свете раннего солнца Лебо спешил вперед, его сердце все более и более распалялось гневом и местью. За ним, привязанный на ремне, следовал по пятам и Убийца. В то время как они подошли к болоту, Мики уже обнюхивал ловушки. Первая из них оказалась уже совершенно пустой; вторая – тоже. Он удивился и отправился к третьей. Тут он остановился, постоял несколько минут, подозрительно понюхал воздух и только после этого подошел к ней поближе. Следы человека оказались здесь более отчетливыми. Весь снег был утоптан, и запах Лебо был так силен, что Мики на минуту подумал, что он находится где-нибудь совсем поблизости. Затем Мики подошел к домику и заглянул в него. В нем оказался большой полярный заяц, который посмотрел на него испуганными круглыми глазами. Какое-то особенное предчувствие опасности сразу же сдержало Мики. В позе старого зайца было что-то угрожающее. Он совершенно не был похож на тех других зайцев, которых Мики ловил раньше по всей линии расставленных капканов. Он бился во все стороны, стараясь высвободиться из ловушки, не лежал полузамерзшим и не прыгал на конце силка. Напротив, он как-то уютно чувствовал себя в домике, сжавшись в теплый круглый комок, и больше не желал ничего лучшего. Было ясно, что Лебо поймал его прямо руками в каком-нибудь дупле и просто привязал его в ловушке к колышку ремешком, установив вокруг него под снегом целый ряд капканов, в которые должен был наконец попасться Мики.

Несмотря на безотчетный импульс, все время звавший его назад, Мики все ближе и ближе подходил к опасному месту. Завороженный его медленным и опасным продвижением вперед, заяц сидел словно окаменевший. Тогда Мики напал на него. Его могучие челюсти сжались. В тот самый момент раздался сердитый звук щелкнувшей стали, и капкан сжал его заднюю лапу. Зарычав, Мики выпустил из пасти зайца и повернулся к ней головой. Трах-трах-трах! Это захлопнулись еще три поставленных Жаком капкана. Два из них промахнулись. Третий защемил его переднюю лапу. Как до этого он хватал зубами зайцев и убивал норок, так и теперь он схватился ими за железо, почувствовав в нем нового, непримиримого врага. Челюсти его впивались в холодный металл, он буквально сдирал его со своей ноги, причем кровь из нее лилась рекой и обагряла собою снег. Он бешено стал извиваться, чтобы хоть как-нибудь достать и до своей задней ноги. Но захвативший ее капкан оказался неумолимым. Он стал перегрызать его, и только кровь потекла у него изо рта. И когда Лебо и его Убийца вышли из-за елового кустарника, находившегося от Мики всего только в двадцати ярдах, то они увидели, как он безуспешно боролся с железом.

Человек-зверь остановился. Он задыхался, и глаза его горели. Щелканье капкана он услышал еще за сто ярдов отсюда и потому бежал.

– Уф… Попался-таки наконец! – вздохнул он, туго натягивая ремень, на котором вел за собою Убийцу. – Гляди сюда, красноглазый! Он здесь! Это тот самый разбойник, которого ты должен загрызть, но только не совсем. Сейчас я развяжу тебя и – ату его!

Перестав сражаться с капканами, Мики стал следить за приближением Лебо. В этот момент смертельной опасности Мики не испугался человека. Текшая в его жилах горячая кровь забушевала в нем жаждою убийства. Точно пробудившись от сна, он сразу же инстинктивно понял всю правду. Эти двое – человек-зверь и его собака Убийца – были его настоящими врагами, а не эта штука, сжавшая, точно в клещах, обе его ноги. И ему сразу пришло на память то, что происходило точно бы только еще вчера. Он не в первый раз увидел перед собою человека с дубиной. А у Лебо как раз была в руке дубина. И все-таки он его не испугался. Он пристально стал следить за Убийцей. А этого пса теперь спустили с привязи, и он стоял от Мики всего только в нескольких шагах, на всех своих четырех лапах, и его загривок ощетинился, и все мускулы его тела напряглись.

Мики услышал, как человек-зверь скомандовал:

– Ну, черт! Ату его!

Мики ждал, не двинув ни единым мускулом. Многому научили его тяжелые уроки пустыни, а главное: ждать, наблюдать и использовать свою хитрость. Он улегся на живот и положил морду между передними лапами. Его губы были слегка, только лишь немножко, оттянуты назад; но он не издал ни малейшего звука, и глаза его горели, как два раскаленных угля. Лебо с удивлением на него посмотрел. Он вдруг почувствовал в себе какой-то новый трепет, и этот трепет вовсе не был в нем желанием мести. Никогда еще в своей жизни он не видел, чтобы так вели себя даже рысь, лисица или волк, попавшие в западню. Никогда еще он не видел собаки, которая смотрела бы на его Убийцу так, как смотрел на него теперь Мики. И на мгновение он даже затаил в себе дыхание.

Фут за футом, дюйм за дюймом Убийца стал подползать к нему все ближе и ближе. Десять футов, восемь, шесть – и все это время Мики не шелохнулся и не сморгнул даже глазом. И тут, точно тигр, на него с яростным рычаньем налетел Убийца.

Но то, что случилось вслед за этим, было самой удивительной вещью, какую когда-либо видел на своем веку Лебо. Так быстро, что человек-зверь едва успел уловить его движение, Мики как молния пролетел под самым животом у Убийцы и, повернувшись, насколько позволяла ему его капканная цепь, впился зубами в самое горло своего противника еще прежде, чем Лебо успел бы сосчитать до десяти. Теперь обе собаки повалились навзничь, а Лебо, с дубиной в руке, продолжал стоять как зачарованный. Он услышал затем крушащий звук челюстей и понял, что то работали зубы Мики; потом до него донеслось рычание, перешедшее затем в визгливый, предсмертный стон, и он понял, что этот стон издал его Убийца. Кровь бросилась ему в лицо. Горевший в его глазах красный огонь вдруг погас, и они снова вспыхнули, но уже восторгом и торжеством.

– Гром и молния! – проговорил он, прерывисто дыша. – Ведь этак он и вовсе прикончит Убийцу! Нет, я еще никогда не видал такой собаки! Я оставлю его жить, и пусть он бьется с дюрановским псом вместо моего Убийцы! Клянусь тысячью чертей!..

Еще бы одна минута – и Убийце пришел бы конец. Тогда выступил на сцену сам Лебо со своей дубиной. Углубляясь клыками в горло Убийцы, Мики одним краешком глаза уловил приближение новой опасности. Он высвободил зубы и, когда увидел, что на него стала опускаться дубина, тотчас же оставил в покое Убийцу. Он лишь отчасти избежал сокрушающего удара, который все-таки пришелся ему по плечу и сбил его с ног. С быстротой молнии он снова вскочил на них и бросился на Лебо. Но француз мастерски владел дубиной. Он ею пользовался всю свою жизнь и внезапным боковым ударом с невероятной силой ударил Мики прямо по голове. Кровь хлынула изо рта и ноздрей у собаки. Она была оглушена и почти ослеплена. Мики опять вскочил на ноги, но дубина вторично повергла его наземь. Он услышал затем свирепый крик восторга, который испустил Лебо. Свалив Мики в третий, четвертый и пятый раз, Лебо уж больше не смеялся и вдруг стал чувствовать овладевший им перед собакой страх. Когда на шестом ударе дубина промахнулась, то зубы Мики вдруг сомкнулись у него на самой груди, содрали с него куртку и рубашку, точно это были простые листки бумаги, и оставили у него на груди кровавый шрам. Еще бы только несколько дюймов и немного более точный расчет – и зубы Мики впились бы в самое горло Лебо. Человек-зверь издал пронзительный крик. Он понял, что его жизнь висела уже на волоске.