– Убийца! Убийца! – стал кликать он к себе свою собаку и дико замахал вокруг себя дубиной.

Убийца не отозвался. Возможно, что в этот момент он наконец осознал, что не кто иной, как именно этот самый его хозяин, сделал из него чудовище. Перед ним открывалась пустыня, которая широко распахивала перед ним двери к свободе. Когда Лебо позвал его опять, то он уже убегал от него навсегда, оставляя за собою кровавый след, – и больше уже Лебо не видел его никогда. Возможно также, что он присоединился к волкам, так как и сам был на три четверти волком.

Лишь краешком глаза Лебо мог видеть, как он от него исчезал. Его дубина поднялась опять и промахнулась и на этот раз; только одна простая случайность спасла его. Мики зацепился за капканную цепь и повалился навзничь в тот самый момент, как его горячее дыхание уже почти долетело до самого горла Лебо. И прежде чем Мики успел прийти в себя, дубина уже вколачивала его голову в глубокий снег. Свет потемнел у него в глазах. Силы уже совсем оставили его. Лежа замертво, он все еще слышал над собой задыхавшийся, возбужденный голос зверя-человека. Несмотря на всю черствость своего сердца, Лебо не мог удержаться от радостного, благодарного крика, что он оказался победителем и что так легко избежал смерти, хотя и был от нее всего только на один волосок.

Под вечер Нанетта, жена Лебо, увидела из окна, что ее муж возвращается из лесу, таща за собою что-то непонятное. С тех самых пор, как ее муж впервые заговорил о какой-то дикой собаке, она в глубине своего сердца стала испытывать к ней тайное сострадание. Еще задолго перед тем, как появился на свет ее последний ребенок, у нее была собака, которую она очень любила. Эта собака давала ей возможность испытывать единственную привязанность, которую она знала в обществе своего мужа, а он с варварской жестокостью согнал ее со двора. Она убежала в лес искать той свободы, которую получил наконец и Убийца, и вследствие этого Нанетта и теперь надеялась, что дикому псу, о котором говорил ее муж, все-таки как-нибудь удастся избежать капканов.

По мере приближения Лебо она стала различать, что то, что он за собой тащил, было чем-то вроде саней, устроенных из четырех еловых ветвей, и когда вгляделась попристальнее и увидела, что на них лежало, то она испустила легкий крик ужаса.

Все четыре ноги Мики были так туго притянуты к этим ветвям, что он не имел возможности двинуться. Охватывавшая его шею веревка была крепко привязана к поперечной жерди. Челюсти собаки Лебо окрутил ремнем, так что получилось нечто вроде намордника. Все это Лебо сделал с Мики, когда еще он не успел прийти в себя после избиения. Женщина увидала его, и у нее от волнения перехватило дыхание, и она испустила слабый крик. Несколько раз она видела, как Жак избивал собак, но чтобы он мог так изувечить эту собаку, она даже себе этого и не представляла. Голова и плечи Мики представляли собою одну сплошную массу замерзшей крови. Она заглянула ему в глаза. Они были устремлены прямо на нее. И женщина отвернулась, боясь, как бы Жак не прочел того, что было написано у нее на лице.

Лебо втянул свою поклажу прямо в хижину, затем отошел в сторону и стал потирать руки, поглядывая на распростертого на полу Мики. Нанетта с изумлением увидела, что он находился в хорошем расположении духа, и стала ожидать, что будет дальше.

– Клянусь всеми святыми, – восторженно начал он, – ты бы только видела, как он чуть не загрыз нашего Убийцу! Да, он его схватил прямо за глотку и при этом так скоро, что ты не успела бы даже глазом моргнуть. Даже я сам был два раза на волосок от смерти! Теперь собаке Дюрана не поздоровится, когда они сойдутся оба вместе в драке в Форт-Огоде! Готов побиться об заклад, что этот ее задушит в одну минуту. Ну и молодец же! Посмотри за ним, Нанетта, пока я пойду сделаю для него отдельную конуру, а то он перегрызет там всех других собак!

Он вышел. Глаза Мики все время следили за ним, пока наконец он не затворил за собою дверь. Потом он вдруг перевел глаза на Нанетту. Она подошла к нему и склонилась над ним. Глаза ее горели. Мики застонал и смолк. В первый раз в жизни он видел перед собою женщину и сразу же почувствовал всю огромную разницу между женщиной и мужчиной. В избитом и исковерканном его теле слабо затрепетало сердце. Нанетта заговорила с ним. Никогда еще в жизни он не слышал такого голоса – мягкого и нежного, с едва сдерживаемыми слезами. А затем – чудо из чудес! – она опустилась перед ним на колени и коснулась его головы рукой!

В этот момент душа его сделала громадный прыжок назад через целые поколения его отцов, дедов и предков к тому далекому времени, когда собака впервые сделалась другом человека и стала шумно играть с его детьми, чутко прислушиваясь к зову женщин и преклоняясь перед гением человечества. Нанетта быстро пробежала до печки и вернулась обратно с тазом теплой воды и мягкой тряпкой. Она стала смачивать ему голову, все время при этом разговаривая с ним мягким полурыдающим голосом, полным сострадания и любви. Он закрыл глаза – больше уж не боялся. Тяжелый вздох всколыхнул все его тело. Ему захотелось вдруг высунуть язык и лизнуть им эти тонкие белые руки, которые принесли ему мир и успокоение. А затем случилась еще более странная вещь. В колыбели поднялся младенец и стал что-то лепетать по-своему. И Мики внезапно охватила какая-то странная, полная очарования дрожь, какой он не испытывал никогда. Он широко раскрыл глаза и заскулил.

Радостный смех – новый и странный даже для нее самой – послышался в голосе у женщины, и она побежала к колыбели и вернулась с ребенком на руках. Она опять опустилась перед ним на колени, а ребенок, при виде большой, странной игрушки на полу, широко растопырил свои детские ручки и задвигал пухлыми, крошечными ножками, одетыми в шерстяные чулки. Он стал лопотать, взвизгивать и смеяться до тех пор, пока наконец Мики не сделал усилия, чтобы хоть немножко повернуться в своих ремнях, продвинуться поближе и коснуться носом этого удивительного существа. Он забыл о своих страданиях. Он более уже не чувствовал мучительной боли в своих избитых и искалеченных челюстях. Все его внимание сосредоточилось теперь только на этих двоих.

Теперь и женщина вдруг стала прекрасной. Она поняла его, и ее робкое сердце радостно забилось у нее в груди, забыв о жестоком человеке. Ее глаза засветились мягким сиянием звезд, и на ее щеки набежал легкий румянец. Она усадила около него своего ребенка и продолжала обмывать ему голову теплой водой. Будь Лебо гуманным человеком, он сам склонился бы перед ней даже и тогда, когда она, как теперь, стояла на коленях; так чисто и прекрасно было в ней ее материнство, когда она на одно мгновение забыла о нем. Но он вошел и увидел ее – тихую и безмятежную, а она в первую минуту не заметила его прихода; он уставился на нее, а она все еще продолжала говорить, смеяться и в то же время и плакать, а ребенок болтал ногами и тянул ручонки к собаке.

Толстые губы Лебо скривились в презрительную усмешку, и он грубо ее окликнул. Нанетта вся съежилась в комок, как будто бы присела от удара.

– Встань с пола, дура! – крикнул на нее Лебо.

Она повиновалась и, взяв ребенка на руки, отступила с ним назад. Мики сразу заметил происшедшую в ней перемену, и в глазах у него снова сверкнул зеленый огонек, когда они встретились с глазами Лебо. Низкий, чисто волчий вой вылетел у него из горла.