У банды Батлера прикормлено немало копов – и в городе, и в штате. И даже если ты сам не из продажных, навряд ли захочешь переходить дорогу тем, кто продажен (или может оказаться таким – никогда не знаешь наверняка). Упорствуешь и все-таки выдвигаешь обвинения против Марти или одного из его парней – будь готов, что улики начнут вдруг куда-то исчезать, свидетели станут жаловаться на внезапную потерю памяти, а дело рассыплется прямо в суде. Полицейских, заваривших кашу, нередко понижали в должности или переводили. Словом, если решил ударить по банде Батлера, промашек быть не может. При условии, конечно, что тебе дороги мелкие радости жизни вроде зарплаты, достойной пенсии, крыши над головой. Ну и всякой подобной фигни.

Клэр, в отличие от остальных родственников Бобби, знает полицейское закулисье вдоль и поперек.

– Будь осторожен. Ничья жизнь не стоит твоей собственной, – говорит она, похлопывая брата по руке.

Бобби воевал – ладно, участвовал в «спецоперации» – в стране за девять тысяч миль отсюда, чтобы доказать обратное.

– И о Брендане подумай, – встревает Нэнси, которая всегда бьет по самому больному.

Брендан – это сын Бобби. Мальчику девять, он живет со своей матерью, а выходные проводит с отцом, пятью сумасшедшими, чересчур любвеобильными тетками и мягким, застенчивым дядюшкой Тимом. Бобби любит Брендана вопреки всем представлениям о любви, которые у него были до того, как сын появился на свет. Любит за пределами разумного. Любит больше, чем всех остальных людей, вещи и мечты – включая себя и своих родных, вместе взятых.

– Даже Марти Батлер, – говорит он сестре, – сто раз подумает, прежде чем убивать копа. А уж на ребенка копа он точно руку не поднимет. Если, конечно, планирует еще пожить. Как тебе такой бред только в голову пришел, Нэнс?

Сестра не любит признавать ошибки, поэтому переводит стрелки:

– Я, Майкл, не про физическую угрозу говорила, а о том, что тебя лишат работы и пенсии. Тогда ведь эта лживая корова, твоя бывшая, отберет у нас возможность проводить выходные с Бренданом!

– А Нэнс дело говорит, – замечает Дайана, и даже Бриджет согласно кивает.

Родня любит его сына почти так же, как и сам Бобби. Даже Тим, вечно окруженный облаком недовольства и поглощенный не пойми каким чтивом, на выходных становится гораздо жизнерадостнее. И не только потому, что Брендан – его единственный племянник. Просто более удивительного мальчика свет не видывал. Всего девять, а он уже рассудительный, зрелый, очень любознательный, дружелюбный и уморительно смешной. Он будто унаследовал от своих кровных родственников только самое лучшее, не переняв плохого. Пока что, во всяком случае.

Это все потому, говорят сестры, что Шеннон не воспитывает его в одиночку. Хотя, если начистоту, Шеннон – хорошая мать. Ужасная супруга и сомнительная дочь или сестра, но сына любит и посвящает себя его воспитанию с такой отдачей, с какой никогда не посвящала себя никому и ничему в жизни.

– Я не собираюсь терять ни работу, ни пенсию, ни своего малыша, – обещает Бобби сестрам.

– Не потеряешь, если не станешь связываться с Марти Батлером.

– Я коп. А он преступник.

– Преступник с большими связями, – напоминает Клэр.

На содержании у Марти Батлера не только рядовые полицейские. В этом списке определенно есть судьи, минимум один конгрессмен или сенатор от штата, а возможно – не точно, но слухи мрачные ходят – кто-то, а то и не один, из ФБР. Уж слишком многие потенциальные свидетели против Марти и его сообщников – причем, заметьте, из тех, чьи личности держались в строжайшей тайне, – бесследно пропали или были убиты за эти годы.

– Я в курсе, – заверяет Бобби. – На станцию Огги Уильямсона загнали подростки. Что бы там ни выяснилось, на преднамеренное и умышленное убийство не тянет. Максимум, что можно предъявить, – убийство по неосторожности. – Он устало зевает, прикрывая рот кулаком. – Ладно, девчонки, я на боковую.

Бобби опускает банку из-под пива в мусорное ведро, чмокает каждую из сестер в щеку и поднимается наверх.

* * *

Приняв душ, Бобби садится у окна и курит, глядя в ночь. Сестрам он сказал правду: едва ли подросткам, причастным к гибели Огги Уильямсона, грозит серьезное наказание. Именно эта мысль, судя по всему, и стала причиной накатившей на него усталости.

Он присутствовал, когда Реджинальд и Каллиопа Уильямсон опознавали сына в морге. Они не плакали, не причитали, просто смотрели на лежащего на металлическом столе, и каждый коснулся его руки – Реджинальд левой, Каллиопа правой, – а потом щеки. Не отнимая ладони от лица Огги, его отец сказал: «Люблю тебя, сын», а мать сказала: «Ты всегда будешь с нами».

Бобби не раз присутствовал при опознании тела ребенка родителями и уже давно перестал что-либо чувствовать. Однако воспоминание о том, как Уильямсоны смотрели на своего сына, как гладили его по рукам и по лицу, словно отдавая ему часть своего тепла для пути на ту сторону, не покидало Бобби остаток дня.

Если б четверо чернокожих ребят загнали под поезд белого, им грозило бы пожизненное. Может быть, после апелляции им скостили бы срок лет до двадцати (и то в лучшем случае). Однако подросткам, загнавшим под поезд Огги Уильямсона, точно светит не больше пяти. И то навряд ли.

Порой эта несправедливость нагоняет ощущение полнейшей безысходности.

Докурив сигарету, Бобби заползает в постель.

Перед закрытыми глазами вновь проносится образ того, как Реджинальд и Каллиопа медленно проводят ладонями по обнаженным рукам мертвого сына. Не так ты себе обычно представляешь, что будет через двадцать лет после того, как впервые поменяешь своему ребенку подгузник и поможешь срыгнуть…

На счету Бобби двое убитых. Оба не старше восемнадцати, а одному, наверное, вообще было лет пятнадцать-шестнадцать. Возможности узнать точно Бобби не имел. Обоих он убил во Вьетнаме, в один день, когда вырубал заросли вокруг базы. Парнишки-вьетконговцы прятались в кустах – собирали там фураж. А Дядюшка Сэм отправил Бобби и его взвод вместе с союзниками из Южного Вьетнама отравить по самое не балуйся всю местность вокруг базы. Для этого им выдали ручные разбрызгиватели и грузовики с брандспойтами. Дальше к югу для опрыскивания ядохимикатами использовали вертолеты. А скоро, ходили слухи, командование планировало метать говно с самолетов.

Мальчишки – тощие коротыши с квадратными головами, вооруженные винтовкой и мачете длиннее их самих, – прятались в засаде по обеим сторонам дороги. Они выскочили на Бобби, словно была не была: либо они его, либо всё, конец. Так, в общем-то, и произошло. Одного Бобби убил