тому, что эта кожа, такая крепкая снаружи, может быть настолько мягкой изнутри. А он все смеялся и повторял, что ему щекотно…

Похоже, опыт Сихо здорово отличался от «особых приемчиков», которыми восторгались мои «продвинутые» одноклассницы.

— Интересно… случится ли такое же с кем-то и у меня?

— Ну конечно случится! — улыбнулась она. — Ты ведь такая взрослая, Рури.

У меня просто челюсть отвисла.

— Ты серьезно? Но Аки со всей компанией только и повторяют, что я никак не повзрослею. И что я ничего не знаю о жизни.

— Меньше чужого знаешь — больше себя сбережешь! Я считаю, обсуждать непристойности тоже важно. Но только с теми, кто тебе действительно дорог. Мне, например, для таких разговоров вполне достаточно Еты или тебя. А если обсуждать это слишком часто и с кем попало, постепенно начнешь целоваться уже не своим поцелуем… Дело же не в том, что ты не хочешь чего-то знать, правда, Рури? А в том, что ты хочешь оставаться свободной!

От этих слов мне стало чуть легче. Но напряжение оставалось. И я, судорожно сглотнув, тихонько спросила:

— Я тебе еще не рассказывала, но… однажды, очень давно, я видела сон.

— Сон?

— Да, очень странный. Я тогда заканчивала пятый класс, и у меня начались первые месячные. Лежала в постели и вдыхала запах солнышка от одеяла, которое мама только что проветрила во дворе. А потом приснилось, будто я дрейфую, покачиваясь, в мыльных пузырях.

Сихо глядела на меня в упор. Обычно, болтая со мной, она рисовать не переставала, но сегодня даже отложила кисть на палитру.

— Меня всю щекотало, все сильней и сильней. А потом эти мыльные пузыри разом лопнули. Бабах! И вены по всему телу сжались — так, будто на самом деле у меня внутри что-то взорвалось. От испуга я проснулась, открыла глаза. И хотя это был сон, по всему телу еще долго разбегались волны блаженства. Но голова оставалась ясной. Что это было — до сих пор не пойму. В библиотеку сходила, но в книжках про такое, похоже, не пишут.

— Кажется, у парней это называется «мокрый сон».

— Мокрый сон? А у девчонок он тоже бывает?

— Я слышала, что да. Или где-то читала? О том, что это очень крутое приключение.

— То есть… с тобой такого не случалось?

Сихо покачала головой.

— Сама себя доводила, бывало. Ну, чтобы лопнуло все внутри. Но как у тебя, во сне, — пока еще ни разу.

— Хм-м, — протянула я. И продолжила смешивать на палитре красную краску. — А на что это похоже, когда сама? Если, конечно, можно такое спрашивать…

— Тебе можно, Рури. Ну, в общем, это… как будто делаешь что-то очень невинное.

— Невинное?

— Не знаю, как объяснить, но ты… твое тело становится очень чистым, как у младенца, и ему вдруг делается так хорошо, что в итоге ты просто взрываешься изнутри. А потом успокаиваешься, покачиваешься, как на волнах, в приятной усталости, и уплываешь в сон…

Описание Сихо местами напоминало то, что испытала я, но звучало как чудесная сказка.

Тут послышались шаги учителя — и мы, спохватившись, вновь взялись за кисти. Сихо продолжала срисовывать деревенский пейзаж с фотографии, которую сама же сделала еще летом. А я все терзала свой натюрморт из пластмассовых яблок на деревянном столе, для чего мне постоянно требовалось много оттенков красного.

После урока плавания аудитория, как всегда, заполнилась влагой, и мне еще долго чудилось, будто я продолжаю куда-то плыть. Волосы я распустила, чтобы скорее просохли, и копна моя ниспадала до пояса черным каскадом с легким запахом хлорки из школьного бассейна.

Шел четвертый урок — самоподготовка по английскому. Я дрейфовала в ленивой полудреме, рассеянно слушая, как Аки с Михо, заполняя тестовые задания, треплются о парнях.

И вдруг один из наших главных разгильдяев, Окадзаки, громко и отчетливо ляпнул на весь класс:

— А что, все девки играют соло, правда же?

— «Играют соло»?! Ха-ха-ха! — взревела кучка парней из того же угла. — Ну, Окадзаки… Теперь держись!

— Не, ну а чо! — ухмыльнулся Окадзаки. И под хохот приятелей стал изображать свободной рукой, как мастурбируют женщины. — Кажется, в интернет-порнушках они делают это вот так?.. Или так?

— Ну и скотина же ты, Окадзаки! Вовсе мы так не делаем! — крикнула Аки, заливаясь краской, и треснула придурка по спине свернутым в трубочку заданием.

— Вы-то, может, и нет! — не унимался Окадзаки. — А вот Сэтó делает, спорим? Она же у нас продвинутая! Небось, нахваталась от своего жеребца такого, что вам и не снилось!

— О да… Сэто у нас кобылка заводная! — заржали его дружки.

Едва я услышала, как мою фамилию склоняют на все лады, у меня запылали уши. Обычно я что-нибудь орала этим придуркам в ответ. Но теперь неожиданно вспомнила наш вчерашний разговор с Сихо — и застыла как каменная.

Может, парни каким-то образом узнали о том разговоре? И теперь выставляют меня извращенкой, чтобы посмотреть на мою реакцию? При одной лишь мысли об этом захотелось бежать на край света.

Слова застревали в горле, и я лишь робко надеялась, что от меня как-нибудь отстанут, как вдруг во всеобщем гвалте различила тихий, но отчетливый голосок:

— Окадзаки-кун?

Окадзаки сидел на парте с ногами, задрав колени к потолку, и чтобы узреть миниатюрную фигурку Сихо, ему пришлось развернуться на сто восемьдесят.

— Окадзаки-кун! Вот это — классный журнал. Сегодня учитель поручил вести его мне. Вчера ты был на дежурстве, так? Может, поэтому не знаешь. Но вообще-то здесь написано, что последнюю работу ты должен переписать с нуля!

— Ч-че?! Э-э…

При виде малютки Сихо, возникшей из ниоткуда, любители грязных разговорчиков оторопели. Она же, глубоко вздохнув, выставила классный журнал перед собой — и залепетала:

— Наши радости принадлежат нам, а ваши радости принадлежат вам, мы открываем свои радости для себя, но мы не предаем наших радостей, ибо мы не изменяем своему телу…

Все это она протараторила так быстро, словно и не надеялась, что кто-то услышит ее, — отчего слова звучали как волшебное заклинание. А черный классный журнал в ее побелевших от смелости пальчиках казался Магической Книгой.

С парнями Сихо никогда не общалась, да и теперь говорила так тихо, что все они тут же сделали вид, будто ничего не расслышали.

— А?.. Что?.. Чего она там лопочет? — зашептали они, переглядываясь между собой. Хотя я почему-то различила каждое словечко, не напрягаясь.

Но повторять Сихо ничего не стала. Лишь улыбнулась, глядя в пол, вручила обалдевшему Окадзаки классный журнал. И, не поднимая головы, побрела обратно к своей парте.

— Эй… Что там