которые в критический период способны оперативно вывести из строя военную и стратегическую инфраструктуру противника. Аэродромы, правительственные коммуникации, хранилища ядерного оружия, ключевые объекты военного производства. Применительно к Рамштайну, например, может быть устойчиво нарушено все энергоснабжение и боеприпасы невозможно будет достать из хранилища.

– Наши боевые мыши перегрызут кабели, – пошутил лейтенант.

– Либо в результате прорыва дамбы, – продолжил Таранов, – эти подземные склады будут затоплены.

– Так там же гидроизоляция, – Север тут же осекся. – Понял, наши боевые кроты прогрызут сначала плотину, а потом стенки шахты.

– Правильно понял. Никто ничего до самого события не узнает. Кто сделал, как сделал, когда.

– У нас есть такие люди?

– Именно у нас есть такие люди. Они годами тщательно изучают объект, хорошо знают язык, имеют несколько вариантов проникновения и вывода его из строя. Заранее запасают необходимые для этого материалы. Некоторые даже устраиваются работать какое-то время на закрепленном объекте. Желательно не на сам объект, там, как правило, довольно сильная проверка, а в структуру, которая время от времени выполняет там сервисные работы.

Альберт Михайлович действительно встретил Матвея очень радушно. Это был профессионал, он оценил оперативника, разумеется, не за подарок к свадьбе дочери, а, прежде всего, за ту работу, которую выполнил Север в Германии.

– С чего начнем, Альберт Михайлович?

– Я уже стал знакомиться с личными делами сотрудников БНД, имеющимися в нашем распоряжении.

– Нет-нет-нет, коллега, давайте с самого начала, – запротестовал Север. – Насколько я знаю, там служит более двух тысяч человек. Потому начнем с определения, какие отделы для нас представляют наибольший интерес.

– Разумеется. – Оперативник достал схему структуры Bundes Nachrichten Dienst. – В разное время количество отделов у них меняется, но не так часто и кардинально, как у нас.

– А у нас часто меняются?

– Регулярно, то литерные обозначения, то номерные. Не только враги путаются, но и мы сами. С двадцатых годов, считай, разведка называлась сначала «Иностранный отдел ЧК», потом ГПУ, ОГПУ, отдел в НКВД, НКГБ, даже КИ, то есть Комитет информации, потом МГБ, теперь КГБ. Каждый раз менялись структура, а также наименования отделов и отделений. Так что врагов мы запутали капитально. Итак, я считаю, надо обратить внимание либо на, условно назовем, отдел оперативной разведки (Operative Aufklärung), так как именно он занимается агентурной разведкой, либо на отдел по оценке (Auswertung). Это, по сути, мозг, аналитическое подразделение, формирующее задания на добывание информации отделениям и обрабатывающее полученные данные.

– Согласен. Только почему «либо-либо»? Предлагаю работать по обоим отделам.

– Ты имеешь в виду, куда получится?

– Я имею в виду – и в оперативный, и в аналитический. Два независимых направления внедрения. Тогда у нас будет и более полная, объективная информация, и возможность перепроверки материалов.

Опытный оперативник задумался.

– Цель заманчивая. Только это потребует больших сил.

– Так и проникновение мы планируем не в разведку Австралии. Кстати, в Австралии есть своя внешняя разведка?

– Есть. Руководит какой-то отставной судья, но там безраздельно хозяйничают англичане. Значит, две независимых игры, – задумался Альберт Михайлович.

– Поделитесь опытом, коллега, – попросил Матвей, – какие способы внедрения используются. Нам, конечно, в школе разведки рассказывали, но чисто ознакомительно, а в спецназе ГРУ я освоил преимущественно приемы захвата языка на вражеской территории.

– У меня как раз с этим пробел. Не владею. На практике чаще всего используем два приема: заброска и вербовка. Во время войны чаще всего использовали заброску наших агентов.

– То есть под видом дезертиров или пленных подставляли кадры абверу. Это я понял. Но ведь это невысокий уровень доступа к информации. Ну что такого может знать простой агент после скороспелой подготовки? Свое задание, членов своей группы. Плюс тех, с кем обучался. Если вырастет до преподавателя школы, будет знать членов нескольких групп. Это низовой уровень.

– Совершенно верно. Что такое вербовка, теперь тебе уже объяснять не надо.

– Ну а как же «Трест», «Синдикат-2»? Там же создавались целые поддельные организации.

– Там стояли другие задачи, не вербовочные.

– Но все равно получение информации, – не унимался молодой сотрудник.

– Главная задача операции «Трест» была в сдерживании боевого настроя террористических групп белой эмиграции, выявление ее агентуры на территории Советской России и захват важных участников антисоветского движения. Захват Сиднея Рейли заставил английскую разведку снизить остроту мероприятий против нас. Срок жизни этой игры был всего пять лет. Слишком много людей было вовлечено, что, безусловно, вело к расшифровке операции. Для нас это не срок, у нас более долгосрочные планы. Задача операции «Синдикат» была в ликвидации многочисленного савинковского подполья и самого главаря. Велась она еще меньше – с 1922 по 1925 год. Тоже не совсем нам подходит. Да и руководство не пойдет на этот вариант, учитывая политические издержки.

– Не понял. Поясните.

– Контрразведка целенаправленно создавала видимость мощной антисоветской организации, готовящей в скором времени смену режима. Сработали очень удачно. В английском правительстве уже начали склоняться к сотрудничеству с Россией: торговать, выделять кредиты, вкладываться капиталом. Однако британская разведка рьяно всех убеждала, что вот-вот мощное антисоветское подполье свергнет рабоче-крестьянскую власть, и все усилия по экономическому сотрудничеству пойдут прахом. Это замедляло внешнеэкономические связи, так необходимые тогда. Товарищ Сталин был этим очень недоволен.

– Поэтому-то руководство разведки репрессировали?

– Матвей, у нас другая тема. Скоро идти к Таранову. Давай думать, – ушел от скользкой темы старший товарищ.

Прошло несколько дней. Матвею казалось, что дело идет слишком медленно. Пока они только знакомились с личными данными на сотрудников немецкой разведки.

– Проясните мне еще раз, товарищи, по каким критериям вы анализируете материал? Что вы хотите найти? – в который раз спрашивал их начальник. – Неужели вы рассчитываете найти зацепки, которые могли пропустить матерые кадровики из БНД?

– У нас с ними задачи разные, товарищ полковник, – уверенно заявил Матвей.

– Расшифруй.

– Они искали компромат, а мы ищем по критерию «перспективность». Это задача на вырост. Выйти на руководство вряд ли получится. Оно неоднократно проверено и надежно защищено. Смотрим на тех, у кого есть перспектива заменить завтра сегодняшних ветеранов.

– Ладно, с этим я соглашусь. Вычислили перспективного немца, дальше что?

– Север предлагает работать не с одним, а с двумя кандидатами из разных отделов по параллельной схеме, – включился в разговор Альберт Михайлович.

– Понимаю, один основной, другой дублирующий. Как прикрытие.

– Нет, прикрытие – это третий кандидат.

– Какой третий? – удивился помощник начальника отдела.

– Что вы там фантазируете? – В голосе Таранова зазвучали нотки раздражения. – Нам нужен Источник, а не узоры на окнах. Ладно Север – молодой сотрудник контрразведки, ему хочется выделиться, но вы-то, Альберт Михайлович, спуститесь на землю. Мне нужен результат, а не фантазии.

Матвей встал, одернул пиджак и официально обратился к начальнику управления нелегальной разведки:

– Товарищ полковник, я правильно понял, что задание на первоначальную разработку операции по внедрению в западногерманскую разведку поручено мне, а Альберт Михайлович выступает в роли консультанта?

– Правильно, – вынужден был согласиться хозяин кабинета.

– Значит, мне и отвечать за выполнение задания.

– Сколько времени вам понадобится, лейтенант, для разработки первоначального плана? – тоже перешел на формальный тон Таранов.

– Трое суток, товарищ полковник.

– Я отправляюсь в командировку. Меня не будет неделю. Чтобы через шесть дней план был представлен. Понятно?

– Так точно.